За Ромуальдо вышагивали плотным строем роты солдат. Много — невообразимо много, и я понимал, что всех пиратов на острове Саона будет раза в два меньше. Как минимум.
Когда я вылезал из-под груды песка и поднимался на ноги, испанцы меня заметили. Лидер роты, явно пребывавший не в духе после унизительной смерти от Тангризнира, выхватил пистолет почти так же быстро, как головоруб, и выстрелил. И попал бы, не рухни я в песок мгновеньем ранее!
Я снова поднялся и, оглядевшись, побежал. Испанцы ринулись следом. Конечно, с мушкетом в руках бежать не столь удобно, как без него, но у противников хотя бы имелся хороший запас энергии, в то время как моя после погребения наполнилась лишь наполовину. Кроме того, все тело саднило от порезов, а песок во всех частях тела мешал бежать.
***
Оторваться от солдат удалось не сразу. Самые шустрые уже практически догнали и на бегу стреляли из пистолетов. Куда большая проблема нарисовалась в тот момент, когда трое испанцев, поджидая впереди — примерно там, откуда сегодня началась перестрелка, — открыли огонь. Я в очередной раз чудом увернулся и вновь ринулся в заросли. Не знаю, куда делись корсары Аннели и индейцы, но звуки новой бойни раздавались приглушенно — по-видимому, место действия серьезно сместилось. Несложно догадаться, что пока меня вместе с одуревшими головорубами поливало снарядами, испанцы попытались добраться до таинов, заходя с фланга.
В этих джунглях противники ориентировались только на движение веток впереди, но как-либо увильнуть, спрятаться у меня не получалось. Слишком уж близко находились солдаты, чтобы я мог хоть на секунду сбавить ход, тем более это не скрылось бы от глаз врагов. Приходилось нестись сквозь тропические заросли, не оглядываясь и не сбавляя скорости. Позади слышались крики, топот и треск веток; ноги предательски подкашивались, полоса энергии была на исходе. Осознавая, что от этих ребят не скрыться, я рассчитывал хотя бы увести их подальше в лес.
В глазах двоилось, в висках невыносимо стучал пульс, мысли мои метались, как всполошенные птицы. Когда ноги налились свинцом, стали казаться ватными и отказывать, я приготовился к тому, что испанцы вот-вот догонят. Из туманной задумчивости меня вывел суховатый голос откуда-то спереди:
— Дохляк, ахой, ложись!