Тотчас после похорон он взялся за дела, позвал сноху и стал считать. Торговцы и поручители векселей брата пришли сами. Наконец ему удалось составить себе ясное представление о финансовом положении семьи. Из страховки брата он погасил все краткосрочные ссуды и часть долгов по векселям. Остальное перевел на себя и обязался к ежемесячной пенсии снохи в сто пятьдесят крон прибавлять еще хотя бы сотню. На это можно жить, пока подрастут дети. А там и сам он крепче станет на ноги.
Сноха горячо благодарила его, но не могла скрыть своей печали.
— Не умею я жить без опоры. До сих пор со мной было двое мужчин. Как я теперь буду одна?
Милоша глубоко тронул крик души этой кроткой, терпеливой молодой женщины.
— Придется научиться. Конечно, будет трудно, но теперь я буду чаще приезжать.
— Когда ты думаешь ехать? — дрожащим голосом спросила Мелания.
— Попрошу еще месяц отпуска. Я очень устал, надо прийти в себя.
Глаза женщины блеснули. Старшая девочка, Милица, схватила его руку и поцеловала.
— Дядя, не уезжай. Мы с мамой будем тебя слушаться… знаешь как… Мы тебя так любим.
Милош поцеловал ее волосы.
— Мала ты еще.
— Не такая уж я маленькая, дядя. Я могу тебе и пуговицы пришивать. Страшно будет без тебя. Ведь нашего папы уже нет.
У Милоша затуманились глаза.
— Дядя вас никогда не бросит. Не бойтесь… И хватит об этом!..
Первые три дня он не выходил из дома. Отдыхал. Бродил по комнатам, разглядывал стены, старую, знакомую мебель, вертел в руках последний стакан из тех, какими они когда-то пользовались. На прежних местах висели старые, поблеклые вышивки и старые картины: «Герцеговинское кладбище» Чермака и «Боснийские беженцы» Предича. Сейчас они ему нравились, и, улыбаясь в душе, он вспоминал, как когда-то, во времена бурного развития сецессии, эти самые картины казались ему ужасно примитивными и безвкусными. Он брал книги отца и брата и часами вчитывался в отцовские наивные протестующие пометки на полях «Quo vadis», где старый приверженец православной церкви доказывал, что Петр никогда не был в Риме. Он листал семейный альбом и находил своеобразную красоту в смешных старинных одеждах теток и в островерхой прическе снохи, какую та носила еще до замужества. Особенно долго рассматривал он фотографию покойных родителей. Мать в черном шелковом платье с турнюром, высоким корсетом и узкими рукавами и с большим овальным медальоном на груди, а отец в серых помятых брюках, которые доходили до самых кончиков длинных штиблет и так книзу расширялись, что напоминали перевернутую воронку. У него длинные завитые волосы, а в руках новый котелок. Прекрасная пара. С последней страницы он вынул свою фотографию — он был снят в выпускном классе — и вставил ее рядом с родительской. Как удивительно он похож на отца! Только нос у него крючком, как у матери, но глаза и крепкие губы отцовские. Если отпустить бородку, то сходство будет еще сильнее.