Скоро они поднялись из-за стола, и Бабиян повел гостей показывать свои владения. Он шел впереди, опираясь на толстую суковатую палку. Глядя на него, высокого, осанистого, плечистого, краснощекого, уверенно разбивающего палкой комья черной земли, топчущего выползших на дорогу гусениц и медведок, господа чувствовали себя странно потерянными, прямо-таки зелеными юнцами рядом с этим мужиком, длинная тень которого падала на них. Бабиян привел гостей на холм, на вершине которого еще отец его поставил огромный дубовый крест; сейчас он был сплошь в трещинах, но все еще крепкий. Отсюда, поводя палкой, он очертил границы своих владений.
— Вот, смотрите, от лесочка до дороги и от дороги до самых груш, вон тех, а оттуда вон до кукурузы Жиги Турецкого — это все мое.
Жупан улыбкой сопровождал широкий жест завоевателя:
— Avoir c’est pouvoir![31]
— Воды тут испокон века не хватало, а у меня колодец вырыт, глубокий — воды в нем даже в самую сушь и людям и скоту вдоволь. Дети растут здоровыми, и скотина, слава богу, здорова, а случись вдруг какая птица подохнет, так это пустяк, бабья печаль! — И, повернувшись к ним, с улыбкой добавил: — Ничего, слава богу, жить можно!
Вернувшись снова к дому, они увидели, как батрак Йошка Мадьяр кормит свиней, ему помогали трое хозяйских сыновей. Около сотни поросят толклись вокруг низких дощатых корыт с пшеничными отрубями. Прожорливые животные с хрюканьем и визгом пробивали себе дорогу. Один из мальчиков лопатой гнал тех, кто залезал в кормушку с ногами. Бабиян презрительно ткнул дубинкой в сторону тощего годовалого порося с взъерошенной щетиной, непомерно большой головой, продолговатой мордой и длинными, как у гиены, передними ногами и крикнул Йошке:
— Волчонка этого выбросить! Он мне все стадо испоганит. До осени будет прыгать через заборы. Ты посмотри на него — морда длиннющая, его впору из кувшина молоком поить.
В это же время в других загонах, довольно похрюкивая, чавкало с пятьдесят откормленных боровов. Некоторые ели лежа, не имея сил подняться; по их жирным мордам и шеям в белой пене стекало крупно молотое желтое зерно.
— Через десять дней можно будет отправлять в Пешт.
Отсюда пошли на конюшню, где восемнадцать рабочих коней перебирали мягкое сено, словно что-то выискивая в нем. Серые стояли отдельно с торбами на мордах и перетирали овес; почуяв хозяина, повернули к нему головы и громко выдохнули, глаза у них засверкали. Бабиян хлопал их по крупу и шее.
— «Липицанеры», с Гециного завода![32] Не кони — дьяволы!
Под коровами шуршала солома. Две швейцарки с розовыми ноздрями и крупным выменем и шесть черномордых подолинских с маленькими сосками и длинными рогами, которыми они глухо ударяли о загородку, ждали дойки.