— Ну так и меня не трогайте, я и нашим не даюсь!
— Не буду больше, богом клянусь, руки буду держать за спиной, только давай помиримся, — говорил он ласковым, примирительным тоном, неслышными шагами, как ночной зверек, подбираясь к ней.
У Мицы расширились зрачки, она прижалась спиной к стене; задержав дыхание, она подождала, пока Душко, вытянув губы, совсем приблизился к ее лицу. Тогда она фыркнула, присела на корточки, и молодой человек со всего размаха ткнулся носом в стену. Мица, задыхаясь от хохота, бросилась к двери, но Душко успел поймать ее за юбку. Снова началась еще более ожесточенная борьба. Со стороны можно было подумать, что дерутся два самых лютых врага. Мица, всхлипывая, шептала: «Пустите, пустите сейчас же, я закричу, пусть все видят, какие вы!» Но кричать не стала, видимо все еще надеясь на свои силы. Потом она выскользнула из его объятий, вспрыгнула на кровать, схватила со шкафа большое красное яблоко, впилась в него изо всех сил зубами и, сверкнув глазами, протянула его сверху ошеломленному Душко, повернувшись к нему спиной и заломив за спину руку:
— Вот я какая!
Он остановился от неожиданности, и, пока он разглядывал белый влажный полукруг, оставленный ее зубами на румяном яблоке, она прыгнула к двери и убежала, оставив за собой резкий, щекочущий ноздри запах шафрана.
«Что она о себе возомнила, репей деревенский! Да я на нее больше и не взгляну!» — решил молодой барин. Отдышавшись, причесавшись и отряхнув платье, он направился на гумно.
В тяжелые полевые работы Мицу еще пока не впрягли. «Пусть порадуется, пока при матери живет, успеет еще наломаться, как замуж выйдет, — говорила мать, — а может, и ее свекор будет жалеть, как меня!» Но Мица хозяйничала в доме, убирала в господских комнатах и носила жнецам воду из колодца. Надвинув низко на глаза платок, она то и дело появлялась с полным кувшином из черной глины, носик которого служил одновременно и ручкой.
При этом она то и дело задевала молодого барина. Он делал вид, что не замечает ее, но ему как нарочно бросались в глаза то красивый изгиб ее талии, то грациозно выгнутая для равновесия левая рука, то по-детски заплетающиеся под тяжестью кувшина ноги.
— Ах, извините, я стакан забыла. Может, и вы хотите попить?
— Ни пить, ни есть не хочу! — процедил сквозь зубы Душан.
Мица приоткрыла рот и, с наивным видом запрокинув голову, приложила ладонь к глазам, глядя в безоблачное голубое небо:
— Ну и тучи собрались, не иначе быть дождю!
— А может, кое-кому и на орехи достанется!
— Ну точь-в-точь как моя матушка — то поцелует, то побьет.