В 1938 году в новелле «Ястреб и лесные птицы» Велько Петрович в условной форме призывал к объединению народных сил для борьбы с надвигающимся фашизмом, а весной 1941 года немецкие захватчики уже маршировали по улицам Белграда. Жизнь оккупированного Белграда, страшные будни фашистских застенков, зверства гестапо и борьба патриотов, ни на один день не прекращавшаяся в захваченной, но непорабощенной столице, нашли свое отражение в рассказах и повестях сороковых — пятидесятых годов. Наиболее значительным произведением этого времени является рассказ «Перепелка в руке» (1948). В нем психологически тонко показано, как далекий от политики молодой учитель музыки приходит в ряды участников Сопротивления.
Велько Петрович прожил большую жизнь. Он умер на восемьдесят четвертом году жизни. До последних дней появлялись в печати его стихи и рассказы, очерки, воспоминания, исследования по вопросам литературы и искусства. Он очень любил живопись, прекрасно знал средневековую сербскую архитектуру. Занимая много лет пост директора Народного музея в Белграде, он приложил массу усилий и энергии, чтобы восстановить, собрать и приумножить разграбленную во время войны экспозицию этого крупнейшего музея Сербии. Последние годы он провел в небольшом особняке на Дединье — в самом зеленом районе современного Белграда. Широкое окно его кабинета выходило в сад. Он сидел за своим столом высокий, всегда подтянутый, очень красивый, и работал, и радовался, когда к нему приходили товарищи, читатели, молодежь. Темпераментный и живой, он не любил одиночества. А когда видел перед собой собеседника, охотно и много рассказывал, даже если слегка нездоровилось. Он многое помнил и рассказывал необыкновенно интересно. Тут были воспоминания детства, воспоминания о встречах с людьми — широко известными писателями, учеными, артистами и совсем безвестными — попутчиками, крестьянами, провинциальными родственниками, — и целые устные поэмы о родине, о родном искусстве.
Друзья и жена писателя, стараясь сохранить эти живые импровизации, установили в ящике его письменного стола портативный магнитофон. Он снисходительно, как детскую игрушку, показывал его и улыбался, но нередко, увлеченный воспоминаниями, выключал аппарат. Ему явно мешал этот холодный, механический слушатель.
Когда в Советском Союзе вышла первая книжка его рассказов, он был несказанно счастлив.
«Вы меня так обрадовали, — писал он по поводу этой книги, — но и напугали очень! Как мои рассказы зазвучат на «великом, бессмертном и вечном русском языке» и как их встретит читатель, воспитанный на таких великанах, как Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой, Чехов и Горький!»