Я видел сотни лиц, которые сменялись с ужасающей скоростью. Залитую кровью плаху. Смеющихся и развратно танцующих женщин. Угрюмых мужчин и плачущих детей, к которым не испытывал ни малейшего сострадания.
Я видел разоренные города. Зарево пожаров над дотла сожженными деревнями. Горы трупов, сплошным ковром устилающих огромное поле. И тучи воронья, безвозбранно пирующих посреди всеобщего горя.
Я видел также раззолоченные дворцы, которые по праву принадлежали мне и в которых меня почитали как бога. Слышал нескончаемые здравницы и неприкрытую фальшь в голосах тех, кто поднимал за меня кубки с отравленным вином.
Видел собственную смерть. Не раз и не два.
Помнил, каково это – стремительно покрываться потом и жадно хватать ртом воздух, тщетно пытаясь избавиться от накинутой на горло удавки. Захлебываться кровью от предательского удара в спину. Бессильно выл, стоя на коленях и глядя на растерзанные тела родных…
Я все это видел. Слышал. Переживал. Снова и снова, до тех пор, пока чья-то сильная рука не дернула меня за волосы, а смутно знакомый голос не гаркнул над самым ухом:
– Арт! Не смей! Не вздумать снова забыть меня, брат!
Брат…
Какое далекое, непонятное и странное слово. У меня разве были братья? А сестры? Была ли вообще семья? Ах да, всех их уже когда-то убили… Или же это были не мои родные? Но тогда чьи? И почему при мысли о них все равно становится больно?
– АРТ! Борись, демон тебя забери! Это не твои воспоминания! Ты слышишь?! НЕ ТВОИ!
На мгновение в моей голове прояснилось, и яростно завывающие голоса отступили. Мутная пелена перед глазами рассеялась, и мой блуждающий взгляд уперся в круглый, бешено светящийся разноцветными огнями осколок, в многочисленных гранях которого, как в кривом зеркале, отразилось мое исказившееся лицо.
– Разбей его! – снова гаркнул кто-то над самым ухом, и поверх моего отражения легло совсем другое. В плечи впилось что-то острое, глубоко пропоров холодную кожу. А следом за этим пришла боль… слабая, тупая… и словно бы тоже не моя.
Я вздрогнул, ощутив, что рядом со мной находится нечто потустороннее и такое же холодное, как я сам, но послушно выбросил руку и что было сил шарахнул по сверкающему осколку, отчего-то желая выбить… выколотить из него свое собственное отражение, которое на какой-то миг показалось мне изломанным и чужим.
Боль в содранных костяшках оказалась на удивление острой и намного более понятной, чем та, что терзала сейчас мои плечи. От нее в мозгах прояснилось намного быстрее. Я вспомнил, зачем сюда пришел. Вспомнил Мэла, Лору, Триш, Йена, Тори. После чего встрепенулся. С ненавистью уставился на ничуть не пострадавший от удара осколок. Уловил отголосок бьющегося во мне сознания брата. Попытался использовать Тьму, но вовремя вспомнил, к чему это привело в прошлый раз, после чего в каком-то остервенении принялся долбить кулаком по дурацкому зеркалу, которое кто-то очень даже метко обозвал «проклятием королей».