С другой стороны, пятница была заменена субботой в блатном фольклоре не случайно. Скорее всего, это произошло под влиянием уголовников из еврейской среды. В российском и советском преступном сообществе с конца XIX века существовали две почти равнозначные ветви — славянская и еврейская, равно как и две уголовные столицы — славянский Ростов-папа и еврейская Одесса-мама. Как известно, у евреев Шаббат (суббота) является днём, когда работать запрещено: «Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих; ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его». Славянские урки с удовольствием восприняли эту четвёртую иудейскую заповедь и даже включили её в уголовный фольклор. Впрочем, и у русского чиновничества суббота наряду с воскресеньем была неприсутственным (нерабочим) днём. У остального народа выходным было только воскресенье.
То, что Евстюничев не вспомнил ключевые слова блатной песни, уже исключает возможность его авторства. Это как из «Интернационала» выкинуть слова «Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов!». К тому же самопальный «автор» не принадлежал к блатным, а исполнял обязанности врача в медпункте. То есть был «придурком» (человеком, занимающим тёплое местечко). С чего же он вдруг взялся сочинять песню, в каждой строке которой угадывается законченный блатарь?
Но самое главное — приведённый в мемуарах вариант «Гопа»… уже давно существовал к тому времени! Евгения Гинзбург в «Крутом маршруте» вспоминает его, рассказывая о лагерях 30-х годов:
«Больше часа стояли мы у вахты возле ворот, коченея, ожидая исхода начальственной дискуссии и слушая пение блатных. Пританцовывая, они вопили:
Сам ты знаешь, что в субботу
Мы не ходим на работу,
А у нас субботка кажный день…
Ха-ха!»
Добавление «ха-ха» ещё раз свидетельствует о том, что мы имеем дело с переделкой баллады «Гоп со смыком», каждый куплет которой заканчивался именно этим восклицанием.
Но вернёмся всё же к Евстюничеву. В его версии есть куплет о «пенёчках», раздевании и избиениях. Он отсылает нас к ранним вариантам песни, сложенной на мотив «Гопа» и послужившей позже источником вдохновения блатарей, сочинивших куплеты о своём стойком сопротивлении принудительному труду. Наиболее ранней можно считать «соловецкую» песню, в которой ещё нет и следа блатной «куражности»: