Примерно через час после их разговора Смит выехал в Тайнкасл на машине. За рулем сидел Фред. Най тотчас отправился завтракать, сказав Питеру, где его искать. В этом провинциальном городишке жизненные удовольствия были, мягко выражаясь, весьма ограниченны. Негде было, например, даже прилично подстричься, а чтобы сделать маникюр, приходилось ездить в Тайнкасл. Зато кухня в гостинице «Красный лев» была вовсе не дурна… и к тому же там имелся на редкость хороший винный погреб. Хотя Леонард очень заботился о своей фигуре и всегда следил за количеством поглощаемых калорий, сегодня он решил не стеснять себя. Работая на Джохема в Париже в 1949 году, он приобрел вкус к тонким блюдам и частенько завтракал в ресторане «Максим» или «Лаперуз». Ну и в Нью-Йорке несколько хвалебных абзацев, умело вкрапленных в статью, обычно давали ему возможность бесплатно обедать в самых лучших ресторанах и ночных кабачках. Сегодня он заказал консервированные моркабские креветки, затем превосходное филе-миньон с зеленым салатом и напоследок – острый зеленый чеширский сыр. С мясом он решил выпить бутылку «Пуйи» 1947 года, с сыром – бокал портвейна «Доуз» и с кофе – бренди.
Мысль, что он заложил мину под Пейджа и скоро взорвет ее, придавала особую пикантность этому отличному обеду. Дело в том, что под элегантной внешностью Ная – одна остроумная женщина, которую он так и не сумел обольстить, назвала его джентльменом наизнанку – таилась недоброжелательность к людям и неутомимая мстительность, качества не столько врожденные, сколько вызванные к жизни условиями, в которых он рос и воспитывался. Дело в том, что Леонард явился на свет без приглашения: это был случайный плод одной из тех связей, якобы основанных на великой духовной общности, какие время от времени возникают в литературном мире. Его, отца Огаста Ньюолла, крупного, тучного мужчину с желтыми зубами, большого щеголя, обожавшего широкополые черные фетровые шляпы, в начале двадцатых годов превозносили до небес за сборничек ультрасовременных стихов «Черный жеребец», который, выражаясь терминами конюшни, мог бы произойти от случки Бодлера[6] с Гертрудой Стайн[7]. Его мать, Шарлотта Най, высокоинтеллектуальная молодая особа с довольно свободными взглядами на жизнь, незадолго перед тем окончившая Гёртон-колледж, твердо верившая в собственный талант и высокомерно презиравшая буржуазные условности, ощутила настоятельную потребность послать новоиспеченной знаменитости тщательно составленное восторженное письмо, которое достигло цели и свело их вместе.