– Нет оснований подозревать…
– Никаких свидетельств…
– Нет мотива…
– Все ценности в сохранности…
– Позвольте вас заверить…
И потом: «Мне и раньше приходилось встречаться с подобным. Вы ищете виноватого. Я понимаю вас. Я понимаю, через что вам пришлось пройти. Это тяжело, но иногда с теми, кого мы любим, случается беда, в которой некого винить».
Некого винить. Рене казалось невозможным, что такое мгновенное событие, такое важное происшествие может произойти без толчка извне. А толчку нужен толкающий. Кто-то, что-то, как-то. Палец на курке. Плохое сердце. Мутирующий вирус. Годы пренебрежения. Но кубик льда? Кубик льда растаял, испарился, исчез. Кубика льда было недостаточно.
Во время беседы с детективом Рене чувствовала, что ее водят вокруг пальца и не понимают, любое ее предположение отвергалось легким мановением руки. Как же ей теперь хотелось повторить все это сначала. Ее внутренняя убежденность в подозрительных намерениях Луны Эрнандес была лишь на самую малость поколеблена уверенностью детектива. Целый набор сценариев прокручивался перед глазами Рене: вот Луна тихо открывает дверь квартиры Джо, впуская другого мужчину (мужчин?); вот Луна на цыпочках подходит к Джо сзади и бьет его… чем? Кирпичом? Луна и ее подельники обыскивают квартиру Джо, унося с собой пока-не-обнаруженные предметы невероятной ценности. А может, так: Луна нашептывает Джо про страховку жизни в пользу получателя (где же страховой полис? Рене была уверена, что рано или поздно найдет его). Она проигрывала перед собой эти сцены обсессивно, болезненно, как будто расковыривала рану. Ее пальцы были в крови, но остановиться она не могла.
Когда Рене снова достала телефон, чтобы еще раз позвонить детективу Генри, бармен положил перед ней на стойку чистую салфетку.
– Еще джин-тоник? – Он посмотрел прямо на Рене, а потом быстро отвел глаза; его щеки слегка порозовели, он переминался с ноги на ногу.
– Луна здесь, – сказала Рене, и это не было вопросом. – И она не хочет меня видеть.
Разговор с детективом Генри разбередил ее, подготовил к ярости, и вот она ее захлестнула, без всяких помех от сестер, без фильтра тоски, наполняющей квартиру Джо. Она не собиралась отдавать Луне кольцо, нет, она была намерена швырнуть его ей в лицо, дать ей пощечину, кричать и пинаться. Она хотела наказать Луну, причинить ей боль.
– Не ври мне, – сказала она бармену. – Она же здесь, да?
Бармен отвел взгляд. Он только неопределенно пожал плечами и снова начал нарезать лаймы.
Рене вдохнула поглубже и закричала:
– Я знаю, что ты здесь! – Она оттолкнула свой стул и стояла, наслаждаясь властью в своем голосе и тем, как съежился бармен, который отложил нож и с ужасом уставился на нее. – Луна Эрнандес, я знаю, ты меня слышишь! – Вдох, выдох, вдох. – Я знаю, что ты там, так что я тебе кое-что скажу. Вдох. – Даже если полиция тебя отпустила, я знаю, что ты виновна. – Вдох. – Ты виновна в том, что бросила Джо и он умер. – Вдох, выдох, откашляться, сглотнуть. У нее тряслись руки. Вдох. – Это ты во всем виновата. – Вдох, выдох, в горле встает комок, проглотить его,