После той сцены в ресторане Рене не желала иметь с этим ничего общего. Она отказывалась разговаривать о Луне Эрнандес. Джо умер в одиночестве, говорила Рене. Это был факт, и только это имело значение. И мы, его сестры, должны теперь с этим жить.
Рене с Джонатаном начали путешествовать. Казалось, работа была ее противоядием против горя. Сначала они поехали в Мексику, Чьяпас, где Рене работала волонтером в местной клинике, а Джо нанялся подмастерьем к семидесятилетнему мастеру, плотнику, который делал для алтарей сложно вырезанные панели-ретабло выше человеческого роста. Джонатан учился делать в дубовом дереве инкрустации из тика, черного дерева и кости, вырезать фантастические и священные образы. Рене в клинике проводила стандартные проверки, лечила переломы, делала прививки, но в основном учила местных врачей проводить операции по трансплантации роговицы. Хирургия глаз не была ее основной специальностью – она занималась легкими и почками, – но она прошла в Нью-Йорке практику, и процедура была относительно простой: разрезать, поднять, вставить, зашить.
Пациенты приезжали к Рене из далеких, затерянных деревень, на лошадях, на тракторах или приходили пешком. Болезни были разными: запущенные инфекции, дефицит витамина А, травмы. Но был ли пациент ребенком или взрослым, мужчиной или женщиной, реакция на снятие повязки всегда была одной и той же. Пациент моргал, раз, другой – и протягивал руку, чтобы коснуться лица Рене. Новообретенные глаза наполнялись слезами. Грасиас. Грасиас.
– Я не знаю, когда мы вернемся, – говорила Рене во время разговора по телефону с Мексикой, слышимость была отвратительная. – Иногда очередь в клинику такая длинная, что не видно конца. Трансплантация – это как обновление. Трагическое, интимное обновление.
Идея хорошего, возникающего из дурного, всегда казалась Рене привлекательной. Наполнить бессмысленность смыслом. После Джо это стало потребностью. Она считала Луну трусихой или даже преступницей. От встречи с ней Рене не ожидала ничего хорошего, только горе и сожаление.
Но мы с Кэролайн считали иначе. Почему мы так фокусировались на Луне? Возможно, потому, что нам нужно было что-то делать. Мы не могли вернуться к своей прежней нормальной жизни, глупой роскоши уверенности в том, что Джо всегда будет где-то там, на другом конце «телефонного провода». Луна была для нас целью, возможностью отвлечься, причем такой, которая не казалась надуманной и фальшивой. Мы ни от чего не прятались; мы искали.
А может, это был след того, что пришло позже и подстегнуло наши поиски Луны. Трепет будущего знания, который я тогда еще не понимала. Но я могу лишь сказать, что мы с Кэролайн искали Луну с ощущением неосознаваемой важности своих поисков. Луна была ответом на вопрос, который мы пока даже не могли сформулировать.