В ее голосе был какой-то непередаваемый оттенок грусти, но я не увидела в этом ничего необычного. Я слишком давно не общалась с Рене, и мне было трудно судить, что было обычной профессиональной заботой, а что уходило глубже. Только потом я сумела понять, что Мелани Джейкобс была для Рене кем-то особенным.
Рене рассказала, что они с Джонатаном недавно купили соседнюю квартиру и собираются убрать между ними стену, увеличить студию Джонатана, добавить гостевую спальню. И что они делают сауну, маленькую, обшитую кедром.
– Вы должны прийти к нам, – сказала Рене, наклоняясь и беря меня за руку. – Я пристрастилась к сауне, когда мы были в прошлом году в Финляндии. Двадцать минут в зимний день – и ты другой человек.
– Везет тебе, Рене, – внезапно сказала Кэролайн, и это прозвучало почти как обвинение. – В смысле – я знаю, как ты много работаешь. Может быть, везет не совсем верное слово.
Рене пожала плечами:
– Ну да, наверное. Мне очень везет. В некотором смысле.
Кэролайн зачастила:
– Я хочу сказать, я знаю, что мне тоже повезло. Я люблю своих детей. Они здоровы и счастливы. Но с тех пор, как умер Джо, мне все время страшно, даже больше, чем раньше. Это хуже, чем нормальный родительский страх. Этот ужас. Что, если что-то случится? Это как если бы твое сердце вышло из тела и гуляло само по себе, без всякой защиты, просто полагаясь на милость мироздания. Это ужасно. – Кэролайн рассмеялась. – Но ты не волнуйся. Я принимаю ксанакс. Я не собираюсь запирать их в шкафу или что-то в этом роде.
– Можно, дети придут на мое выступление? – спросила я. – Через две недели, в баре «КГБ».
Они все уже были подростками и часто приезжали в город, сказала нам Кэролайн, потому что им страшно надоела жизнь в пригороде.
– Да, они будут в восторге, – ответила Кэролайн, сделав гримасу. – Не могу поверить, что только у меня тут есть дети.
– Не смотри на меня, – сказала я, подняв руку. – Уилл уже сделал чик-чик. – Я изобразила рукой движение ножниц, и Кэролайн рассмеялась.
Мы обе обернулись к Рене, но она даже не улыбалась.
– Нет, – произнесла она, медленно качая головой. – Мы с Джонатаном давно решили этот вопрос. Мы слишком заняты. И потом, я считаю, что родительство ограничило бы меня.
Рене произнесла это вдумчиво, осторожно, глядя на Кэролайн холодным, оценивающим взглядом. Словно определяла ценность всех решений, которые та приняла и за которые стояла.
Кэролайн ничего не ответила, но ее щеки покраснели, словно ее ударили. В ней появилась какая-то дрожь, неуверенность, нечеткость, как будто ее профиль был нарисован детской рукой. Такое с ней и потом будет случаться, но сегодня я впервые заметила это.