Психологи-когнитивисты Стивен Пинкер и Пол Блум, пионеры дарвинистского подхода к языку, предлагают менее искусственную историю, в которой язык зародился и развился по знакомой схеме постепенного накопления нарастающих изменений, каждое из которых приносило с собой какую-то степень конкурентного преимущества 14. Когда наши пращуры, охотники и собиратели, бродили по лесам и равнинам, способность к коммуникации — «Группа пасущихся диких кабанов на одиннадцать часов», или «Присматривай за Барни, он положил глаз на Вилму», или «Есть и получше способ приделать этот заостренный камень к рукоятке» — была жизненно необходима для эффективного функционирования группы и важна для передачи собранных знаний. Мозг, способный к коммуникации с мозгами соплеменников, получал таким образом преимущество на конкурентной арене выживания и продолжения рода; это привело к развитию и широкому распространению лингвистических способностей. Еще одна группа исследователей выделяет целый набор адаптационных механизмов, включая контроль дыхания, запоминание, символьное мышление, понимание других особей, образование групп и т. п., которые, работая в комплексе, могли привести к появлению языка, хотя он, возможно, имел отношения к ценности для выживания самих этих адаптаций15.
Неясно также, как давно мы начали говорить. Лингвистических данных из отдаленного прошлого практически нет, но исследователи, опираясь на изучение косвенных археологических данных, предложили некие правдоподобные временные рамки, в которые язык мог появиться впервые. Такие артефакты, как инструменты с насаженными рукоятками (отесанные камни или кости, надежно прикрепленные к ручке), пещерная живопись, геометрические насечки и бусы, свидетельствуют о том, что не менее 100 000 лет назад наши предки уже занимались планированием, умели мыслить символами и вступали в сложные социальные взаимодействия. Поскольку все мы склонны связывать подобные сложные когнитивные способности с языком, можно представить себе, что наши предки, когда затачивали свои копья и топоры или пробирались темными ходами, чтобы нарисовать на стене пещеры птицу или бизона, болтали без умолку о завтрашней охоте или вчерашнем вечере у костра.
Гораздо больше прямых свидетельств способности к речи можно извлечь из множества разнообразных археологических открытий. Ученые, отслеживающие рост черепных полостей и структурные изменения рта и горла у наших предков, утверждают, что пращуры при желании могли разговаривать больше миллиона лет назад, по крайней мере они имели физиологическую возможность это делать. Молекулярная биология тоже дает подсказки. Человеческая речь требует высокой подвижности голосового и ротового аппарата, и в 2001 г. исследователи выяснили, что могло стать главной генетической основой таких способностей. Изучая британскую семью с расстройством речи, охватывающим три поколения — трудности с освоением грамматики и согласованием сложных движений рта, лица и горла, необходимых для нормальной речи, — исследователи сосредоточили внимание на одном генетическом сбое, изменении в одной-единственной букве в гене под названием FOXP2, располагающемся в человеческой хромосоме 716. Эта «опечатка в инструкции» имеется у всех членов семьи и, соответственно, подпадает под сильное подозрение в качестве причины расстройства как языка, так и речи. В ранних публикациях по результатам этого исследования ген FOXP2 окрестили «геном грамматики» или «языковым геном»; тогда было много громких заголовков, которые сильно раздражали исследователей. Тем не менее, оставив в стороне слишком упрощенные гиперболы, можно сказать, что, судя по всему, ген FOXP2 действительно является одним из существенных компонентов нормальной речи и владения языком.