– Сдаётся мне… – он заколебался, но всё же нашёлся сил и выдохнул, – это только начало! Как бы войска вводить не пришлось!
– Даже так? – Илья Евгеньевич, прекратив расхаживать, остановился, заложив руки за спиной, и остро глянул на подчинённого, отчего тот снова вскочил, – Да сидите, сидите… и без чинов, Фёдор Христофорович! Вашей вины в происходящем я ни в коем разе не вижу, да никто и не усмотрит, даже при самом пристрастном рассмотрении. Так что успокойтесь и рассказывайте покойно, без волнения. Только ли греки ропщут?
– Да что вы, Ваше Высокоблагородие, Илья Евгеньевич! – замахал руками коллежский секретарь и тут же смутился, сделав виноватый вид и норовя вытянуться по стойке смирно, не поднимая афедрона со стула.
Вздохнув, Илья Евгеньевич достал из шкапа бутылку Шустовского коньяку и не без толики сожаления налил подчинённому полный стакан.
– Выпейте, Фёдор Христофорович, – велел он.
– Х-ху… – и благородный напиток отправился в натренированную глотку единым глотком, отчего начальник поморщился едва заметно. Впрочем, Бог с ним…
– Ну так? – повторил он вопрос максимально доброжелательно, – Греки волнуются?
– Никак нет-с! – браво ответствовал коллежский секретарь, – то есть да-с! Греки, но ещё и вся Пересыпь без малого! За всю Одессу говорить не могу, но полагаю, всё очень нехорошо.
– И что, этот Коста настолько… – Илья Евгеньевич пощёлкал пальцами, – уважаем в Одессе? Ты же знаешь, Фёдор Христофорович, я здесь человек новый, многих реалий просто не знаю.
Коллежский секретарь кивнул осторожно, и начальник, хмыкнув, снова начал расхаживать по невеликому кабинету.
– Настолько?
– Ваше… а-а, нет! Соломинка, Ваше Высокоблагородие, одно к одному так всё легло незадачливо. Пошумели бы малость, ну или может – делегацию к вам греческая община отправила, договариваться. Они завсегда так делают – в мундирах да при орденах, у кого есть, с медалями «За усердие». Чуть не полувзводом приходят, тут хочешь не хочешь, а…
– Скажи, голубчик, – перебил его начальник, – греки всегда своих держатся? Даже откровенных преступников стараются вытащить?
– Так точно-с…
– Даже так… – впрочем, удивлённым Илья Евгеньевич не выглядел, а будто получил подтверждение своим мыслям, – соломинка, говоришь?
– Точно так, Ваше Высокоблагородие, Илья Евгеньевич! Незадачливо вышло всё. В греческой общине Коста не последним человеком был, даром что контрабандист.
– Только… – коллежский секретарь замялся, – не могу ручаться… поговаривают, в Тридцатидневной войне[65] он себя… проявил. Да-с!
– Филики Этерия[66]? – приподнял бровь начальник.