Навсегда в памяти осталось, как он обещает то ли себе, то ли за себя и всех потомков разом…
– Никогда больше!
Што именно, Серафим, наверное, даже затруднился бы объяснить. Ему казалось, што это настолько ясно-понятно… ан словами-то и не передать, это в сердце должно прийти.
Но он старался хоть и неумело, но передать это необыкновенное чувство корявыми своими словесами, через рвущие бумагу буковки. И проступали на желтоватых листах, выцветших от старости и солнца, образы голода по весне, приезда урядника в деревню, и вечно согнутая спина перед любой сошкой.
– … никогда больше!»
* * *
На Московском вокзале нас встретила красивая дама под тридцать, одетая эффектно и с большим вкусом, но несколько броско, как и положено актрисе со статусом этуали[75]. Довольно высокая как для женщины, держалась она просто, но очень величественно. Спутницы мои сразу заробели, да и я опустил глаза, кланяясь нарочито неловко.
– Афанасий Никитич поклон слал, Евгения Константиновна, – певуче протянул я, протягивая письмо с вежественным полупоклоном, полагающемся в таком случае. Будто отмерев после моих слов, девицы разом закланялись не ко времени, с выражением самой отчаянной надежды и опаски, застывших на молодых лицах. В их глазах, наверное, актриса была, да пожалуй и являлась, олицетворением самой Судьбы.
– Хм… – не говоря ни слова, женщина распечатала письмо, и пробежав его глазами, положила в рюдикюль, ни единым мускулом не показав заинтересованности.
– Успокойтесь, девочки, – красивым грудным голосом сказала она, видя волнение моих спутниц, – я вас не съем! Представьтесь, пожалуйста. Ну! Смелее!
Пища, срывая голоса и покрываясь пятнами, оробевшие девицы представлялись, а Евгения Константиновна благожелательно их выслушивала, самым естественным образом не встречаясь со мной взглядом.
– Довольно, – мягко велела она, и по еле уловимому движению изящной ручки, к нам подскочил дюжий носильщик, склоняясь в поклоне.
– Два экипажа, голубчик, – ласково велела Евгения Константиновна, и тот истово бросился выполнять порученное. Тотчас почти к величественному зданию на Невском подкатило два экипажа, в один из которых и уселась этауаль, поманив меня за собой пальчиком.
Сидя напротив в покачивающемся экипаже, актриса с самым сочувственным видом расспрашивала меня о нелёгкой судьбе красивой девушки сироты, и я немножечко даже и занервничал… Не предупредил Афанасий Никитич? Не дочитала письмо?
Отвечая в рамках легенды, я нервничал всё больше…
… пока не заметил пляшущих в её глазах бесенят. С этого самого мига началась у нас взаимообразная лукавая пикировка, полная двусмысленных намёков и щекочущая нервы. Послушать если со стороны, так невиннейший разговор, но легчайшая мимика, жесты, лёгкие паузы в словах…