– Три тысячи плантаций, – Пономарёнок улыбался уже откровенно зло, – да на каждой – семья сидит, ну или сядет, как из Расеи супружницы да родители переедут. И я чай, не только они! Небось немало тех, кому терять дома нечево, а тут – не пустое место, а землица! Да на землице родня сидит, а?!
– Будут работники, будет кооператив, – он чуть склонился вперёд, сощурившись, – с вами или без вас.
– Ветеранам, – он мотнул головой в сторону карты, – без помощи вашей чуть дольше придётся да тяжелей, но небось не помёрзнут и не оголодают! Да и найдутся капиталы-то, пусть и не русские.
– Бляйшман… – охнул кто-то из купцов, и собрание сразу загудело, зазвучали библейские цитаты и слова о недопустимости жидов.
– Жидами попрекать удумали? – на шее Михаила Ильича вздулись жилы, а глаза сузились так, што вот ей-ей – аспид, как есть аспид! Даже будто и зрачки вертикальные! – О прибыли печётесь, выторговать себе как можно больше?
– Здесь! – свистящим шёпотом, от которого почему-то заходилось сердце, он резко ткнул в карту, – Страна! А вы… урвать?! Библией меня… жидами?!
– Думаете, упрашивать буду, торговаться? А вот шиш вам! Вполовину… – процедил он тягуче через сомкнутые зубы, – взнос на кооперацию тогда – больше… Нет?! К бурам, к жидам… найду… Вам страну на блюдечке…
– Ты эта… – переглянувшись, рыжеватый шагнул вперёд, – не серчай, Михаил Ильич! Прости дурака старого да жадного!
Поклонившись поясно, он выпрямился, глядя на Пономарёнка ясными глазами.
– Вполовину, – сухо сказал он, – и без проволочек.
Взгляды старообрядцев сделались тоскливыми, но перечить не решились. А ну как и вправду… к жидам?!
– Отчасти, – продолжил молодой человек, – деньгами, отчасти – делами. Помощь в переезде родственников из России, фрахтовка пассажирских пароходов, товары.
– Моего, – подчеркнул он голосом, – коммерческого интереса в этом ровно столько же, сколько у каждого из вас. На равных вношу деньги, а там уже – как пойдёт!
Загудели…
– Обмирщились[33], - послышалось негромко от старцев даже и без горечи, а сухой констатацией, – и это ведь не самые худшие…
– Татэ!
– Ёся! – вскочивший было Фима стёк обратно на кресло, держа руку на поджелудочной и укоризненно глядя на ворвавшегося в кабинет сына, – С такими твоими привычками ты таки можешь сделать нас с тобой сиротами раньше времени! Ну зачем было врываться так, будто у тибе в родне казаки, а не мы с твоей мамеле, и ты об том таки узнал, и горишь расправиться со мной, как с самым близким до тибе жидомасоном!
– Сердце – слева, – ехидно поправил сын, плюхаясь в кресло для посетителей.