Рана на правой руке покрылась тонкой корочкой, а левая рука болела, потому что я на ней лежал. Пыль с пола щекотала нос, я сильно чихнул, и чихание отдалось в голове. Это заставило меня выпрямиться.
Это заканчивается.
Кожа на шее и спине натянулась, когда я обхватил руками колени и подтянул их к подбородку. Я все время чувствовал себя несчастным, а утешение луга должно было исчезнуть – для меня, для всех нас. Вскоре останется только февраль. Февраль и плоские, серые дни, через которые надо себя тащить.
Меня знобило, а я сел в кресло и потратил полчаса, обзванивая соседей у них дома или на работе. Рассказал им, что случилось с Ларсом и что случилось с лугом. Что проход закрывается или уже закрылся. По результатам нескольких разговоров между нами было решено, что мы встретимся в семь часов вечера для последнего путешествия, если это будет возможно.
* * *
Я сидел в кресле, накинув пальто, чувствовалась тяжесть и пустота. Сердце глухо билось, как пульс в музыке «Stripped». Все в моем доме было затронуто неизбежным прощанием, и я нашел убежище на улице. Проглотил две таблетки альведона и надел под пальто два свитера. Когда вышел из подъезда, принюхался, чтобы уловить трупный запах, но нос был забит из-за пыли и начинающейся простуды. Я ничего не почувствовал и вышел через ворота.
Было двадцать шестое февраля, и зима удерживала власть над Стокгольмом. Но воздух был влажным, и облако выхлопных газов висело низко над улицей Свеавэген, когда я свернул с улицы Туннельгатан, проигнорировав призывную витрину «Декоримы».
Я шел, опустив руки в карманы и вдыхая выхлопные газы. На мгновение перевел взгляд на витрины магазинов, некоторое время постоял у «Касабланки», где посетителей соблазняли арендой видеомагнитофона и двух фильмов за сто крон. Меня это не привлекало, я уже достаточно повидал, и меня внезапно посетило желание вытереть лицо грязным снегом. Вместо этого я пошел дальше.
Через сотню метров остановился перед магазином с пластинками секонд-хенд. Запись, которую я знал с детства, стояла в витрине магазина, и в животе засосало, когда на меня блаженно взглянул Ян Спарринг. Расстегнутая черная рубашка и пиджак точно такого же цвета, что и мое пальто. Ян Спарринг поет кантри. Мама проигрывала эту мелодию достаточно часто, и я запомнил, что она была на той же пластинке, что и «Со мною всегда небеса».
Это было все равно что найти в лесу ветки, небрежно сложенные в стрелку. Это случайность или сделано с какой-то целью? На что это указывает? Для большинства людей это не имеет значения – стрелка есть, и вы идете туда, куда она указывает. Я пошел в магазин и заплатил десять крон – столько стоила пластинка, – после чего вернулся домой более быстрыми шагами.