— Ты хочешь отдать ему Иудею?
— Да, о великий.
— Но Иудея уже обещана.
— Кому же? Мы о том ничего не ведаем.
— Моему ребенку, которого родит эта уважаемая женщина, — кивнул Ярослав на Адассу.
— Что?! — Опешил воин и замялся, подбирая слова.
— Это невозможно! — Воскликнул тот самый старик, что представлял интересы халифа. — Она дочь коэна. А ты, о великий, не иудей и уже женат. Посему она есть блудница и подлежит сожжению за грех, что принесла на голову своего рода.
— Ради спасения жизни, уважаемый, можно пойти на нарушение любого из запретов, — с уважением произнес коэн. — Если же речь идет о жизни и благополучии целой общины, то более и говорить не о чем. Ее поступок не грех, а духовный подвиг и всеми нами уважаем[2].
Тишина.
Слишком затянувшуюся паузу удалось разрядить. Но разговор дальше никак не желал продвигаться. Делегация послов халифа продолжала рассыпаться на глазах и все больше ругалась промеж себя, чем пыталась договориться с Ярославом. Он же просто подбрасывал поленья в этот костерок своими редкими репликами, да наблюдал.
Наконец, после целых двух часов своеобразного цирка, делегация халифа удалилась, так ни о чем и не договорившись. И к Ярославу подошел отец Адассы.
— Я правильно понял твою задумку? — Спросил он.
— А как ты ее понял?
— Ты бросил им яблоко раздора. Эта ругань тут не останется. Она уже к вечеру начнет стремительно расползаться за пределы города. Месяца не пройдет и о ней станет известно во всем мире магометан. И многим, очень многим эмирам твои слова придутся по душе.
— Разделяй и властвуй, друг мой. Я не хочу постоянно бегать и тушить пожары войны. А оставлять создаваемое мною Иудейское царство в окружении сильных врагов я не хочу. В конце концов в нем будут править мои потомки. И зла им я не желаю.
— Тобой движет только это?
— Нет, разумеется, не только. Ты, наверняка уже знаешь, что я не люблю большие и сильные церковные организации. Они слишком опасны для людей и держав. Поэтому халифат должен быть разрушен. Ничего против ислама не имею. Я вообще ко всем религиям отношусь ровно, если, конечно, они лично мне не вредят. Но, поправь меня, если я ошибаюсь, называя всю эту религиозную одержимость чем-то безумным. Она ненормальна и как будто идет от самого дьявола.
— Ты думаешь? Я не осуждаю. Просто их вера бывает такой истовой…
— Вряд ли всеблагой бог, каковым его объявляют в исламе или христианстве будет жаждать крови тех, кто в него не верит или верит, как-то иначе, нежели отдельные иерархи. Я не люблю лицемерия. Хочешь заработать денег — заработай. Но честно. Из-за чего даже простой разбойник, что грабит прохожих на большой дороге и то ближе к богу, чем иные иерархи, что погрязли во лжи и грязи.