Жажду — дайте воды (Ханзадян) - страница 185

Ну как в такие дни не выпить с другом!

— Давай, Тигран, по маленькой. Весна-то какая!..

Тигран выпил и сморщился. Не любитель он. Горько ему. Я смеюсь. Нет больше горечи. Все сейчас сладко.

Сегодня пятнадцатое мая.

Через семь месяцев и тринадцать дней мне будет двадцать два года.

Люди, мне будет двадцать два года!..

В записях моих ликование.


Начато — 23 июня 1941 г. Армения, Кафан.

Окончено — 15 мая 1945 г. Германия, Кенигсберг.

ШЕСТЬ НОЧЕЙ

Повесть

Хачкар[18]на безвестную могилу отца моего, Николая Ханзадяна

НОЧЬ ПЕРВАЯ

Всю ночь не спалось.

Усталый, он лег навзничь, закрыл глаза. Но сон будто рассорился с ним, все только терзал мучительными кошмарами.

Небо было ясное, нежно подсвеченное неброским мерцанием весенних звезд. И холод уже не пронизывал. Ничто не нарушало глубокой тишины ночи. Можно было подумать, весь свет вымер. И лишь едва слышное дыхание спящего рядом товарища напоминало Асуру о том, что есть в мире жизнь и есть они в этом мире.

Что стряслось с белым светом и с ними?.. Вроде бы ничего. Вроде бы во сне все приснилось. И сейчас еще снится… Но, если так, почему этот страшный сон такой долгий! И почему его никак не сбросить с себя, чтоб наступил наконец предел и этому сну, и этим мукам?..

Люди бегут от самых берегов Евфрата. Бегут все: солдаты, крестьяне, женщины, дети. Бежит и он, солдат Аствацатур[19], для краткости прозванный Асуром…

И пусть не Аствацатур, пусть будет Асуром. В этом нет ничего уничижительного. Больно другое: стираются с лица земли, уничтожаются целые деревни, вытаптываются поля, вырубаются сады. Не о том он печалится, что отпала-утерялась бо́льшая часть имени. Горько другое. У него на глазах исчез целый мир: деревни с дымящимися очагами, города дохристианских времен. Погибли вместе с дымами тониров[20], с песнями невест. Погибло все, что существовало тут со времен Навуходоносора, — армяноликий мир с его древними легендами, с подобными благословению ежедневными пожеланиями «доброго света, доброго дня» и со множеством других реликвий.

Они тоже бегут — Асур и вот этот спящий рядом с ним Срапион. Бегут те немногие, еще оставшиеся в живых, бегут в надежде кто знает где перевести дух и уцелеть или иссохнуть, как отторгнутый от скал прозрачный ручей иссыхает в песчаной пасти пустыни.

Турки сначала разрушили Карин-Эрзрум, потом Артаган, потом обратили в пепел еще один город, два города, тысячи сел. Потом… Позор тебе, о боже! Горит добрая страна, гибнут верующие в тебя твои чада, а ты безучастно взираешь на все это со своего небесного трона да еще всадил мне в глаз кривой кинжал полумесяца. Кинжал красный, и звезды тоже красные — разбрызганные на темно-синем красные капли крови.