Неправдоподобно тихим и прекрасным был этот рассвет…
По склонам гор поднимался дух отары. Овцы, довольно отфыркиваясь, жевали пырей, а козы с опаской обгладывали молодые побеги на колючих кустах шиповника. За ними шел пастух. Он то и дело хрипло выкрикивал какую-то бессмыслицу:
— Кхис-кхис! Кхис-кхис!..
Асур и Срапион укрылись в расщелине, там, где трава повыше. Человека ведь повстречали, а это опасно — надо прятаться. Мало разве натерпелись от человека? И они, и это дитя с кулачок видели от себе подобных только зло, только смерть…
— Кхис-кхис!..
Если б этот голос принадлежал волку, гиене или даже медведю, и Срапион и Асур глазом бы не моргнули, так и шли бы своей дорогой. Но навстречу им приближался человек! А это для них беда, каких мало. И путники забились в глубокие впадины скал, приникли к ним так, словно и сами закаменели, чтобы двуногий пес «Кхис-кхис», чего доброго, не учуял их.
Из тайника своего Асур видел, как над травой по синеве неба, раскачиваясь, плыли непомерно высокая косматая пастушья папаха-шалаш и посох. И как же они нарушали гармонию покойного прозрачно-чистого неба!.. Асура в дрожь бросало от скрипучих выкриков Кхис-кхиса и от того, что перед глазами маячил его посох, легкого прикосновения которого достаточно, чтобы размозжить головенку младенца.
Однако почему это какой-то неведомый пастух так ненавистен Асуру? Почему?.. Э, спроси осиротевшего ребенка! Он все тебе скажет своей бессловесностью, своим стенанием. Спроси у этой земли, у мира, который — вот он! — бьется перед тобой в судороге, захлебывается кровью. Спроси, и возопят тебе в ответ дымящиеся развалины и пожарища, вскинут сжатые кулаки мертвецы. Само страдание будет ответом на твой немилосердный вопрос.
Но нет, лучше не спрашивай. Ни о чем не спрашивай.
И до того муторно стало на душе у Асура от боли и горечи, что он чуть было не нацелил ружье на движущееся встречь ему двуногое чудище, на этого Кхис-кхиса; чуть было не крикнул: «Эй, ты, человек или пес, все едино, я хочу убить тебя, хочу поквитаться за мать этого ребенка, поквитаться с тобой, называющим себя человеком! Хочу, понимаешь?! А потому получай мою пулю!» И Асур тронул курок, но в тот же миг отдернул руку. Что бы ни творилось вокруг, но перед ним ведь человек! А он еще никогда не убивал человека!..
Одна из собак отары прошла совсем близко. Она почти коснулась руки Асура и уже собралась было гавкнуть разок-другой, но, видно, сочла, что и он тоже мертвец, из тех, которых так везде много, и не залаяла — поджала хвост и убралась подальше. Бедная псина, надо думать, она тоже по горло сыта мертвечиной…