«Ты нормальный брат, Тимыч. Получше некоторых дураков, повезло мне».
Я вдруг почувствовал, как мы связаны. Мы с Леськой. На всю жизнь. Будто такой крепкой невидимой леской. С кем хочешь можно поругаться, рассориться. А Леська – это Леська. Ну, и Захарыч тоже, конечно.
* * *
Степанов исчез. Перестал ходить на бадминтон, и всё. Что хочешь, то и думай. Жаль, я проболтался обо всём Королькову – он теперь смотрит на меня с сочувствием. Это с одной стороны. А с другой – как на идиота. Доброго такого идиота. Бумажный Солдат с мягким, но храбрым сердцем. Чего это с храбрым? Просто с мягким. Смять и выбросить. Дурак как он есть, в чистом виде.
Человек доел хлеб, и сыр, и рыбу. Изрисовал всю бумагу. Остались только стеклянный шар, верёвка и флейта. Человек сидел и придумывал разные узлы, рассматривал картинки через стеклянный шар и играл на флейте. Из дома выходить не хотелось. Иногда он выглядывал в окно – не появилась ли снова коробка? Нет, таких подарков больше не было, только снег кругом. Снег, снег и торчащие из снега палки.
«Раньше было лучше, – подумал вдруг человек. – Раньше я был как замороженный, ничего не хотел. А сейчас было новое и интересное. И теперь всё, всё кончилось. И мне невыносимо грустно».
А потом думал: «Зато теперь у меня есть флейта и мои рисунки. Это очень, очень много».
* * *
Я проснулся от того, что шея затекла. Оказалось, я сплю на кухне, головой на столе. За окном темно. Что это, сколько времени? Часы показывают без двадцати семь. Это утро или вечер?
Посмотрел на телефоне: 18:41, вечер. Ничего не понимаю, что с головой? И с руками, и с ногами. Тяжёлое всё.
Бадминтон прогулял, получается. И посуду надо помыть, но нет сил. Совсем. Заболел, похоже.
Я дотащился до своей комнаты и рухнул на Захарову кровать. На свою мне не залезть. Что это за болезнь такая?..
А вдруг это какой-то вирус, и я умру. И что? И зачем тогда я был?!. Я попытался думать о человеке в снегах, но стало ещё хуже, меня начало трясти. Дикий холод у нас в квартире. И тут меня в голову ударила мысль, от которой я даже голову приподнял. И опять рухнул.
Захар в садике. Я должен был после бадминтона его забрать. У Леськи репетиция какого-то выступления, до вечера – за ней мама заезжает. Папа вообще придёт не раньше полуночи. Кто? Может? Забрать Захара?!.
Некому, я один, один. Но я же не могу! Я заболел, я, можно сказать, умираю!
А он там сидит. Маленький Захар в колготках. Фу, как я в детстве ненавидел эти колготки! Захару повезло, он обычно носит термобельё. Когда я был маленьким, такого не было: только колготки. Две полосочки сзади, одна впереди. Но сейчас Захар свои термоштаны порезал ножницами, и ему надели эти колготки. Вечером он сидит в группе после прогулки, ждёт родителей. Вылезет из комбинезона и не надевает шорты, а так и сидит в этих ужасных колготках, ждёт, ждёт. Как детдомовский.