— Давно? — спросил эти вчерашние глаза довольно грубо.
— Очень давно. Я же сказала, что всего полгода выдержала без родного болота. Полевые цветочки летом — это хорошо, но зимой без надежды на оттепель как-то не очень. Шквальный ветер с залива роднее. К тому же, с короткими волосами это не проблема. Ну что ты так смотришь? Каких откровений ждешь? Это не была несчастная любовь, не была… Это была неудачная дружба с твоей сестрой. А Костя меня вытащил из этого болота. Случайно. Он просто был орудием судьбы. Мы с ним учились вместе с первого курса. Наверное, успели надоесть друг другу еще в Академии. Причем надоел он не только мне. Каждое утро садился с гитарой на ступеньки около проходной и играл, а мы должны были обходить его, точно дуб в чистом поле. Говорил, мол ему нужно практиковаться, а соседей будить по утрам битлами некрасиво, а нас он, типа, заряжает положительной энергией — ну, мы его матами крыли и со спокойной душой шли дальше. Он был еще не самым странным товарищем в Академии. Зато уважал чужое пространство. Вот такие мальчики живут в Смоленске. Все, утолил любопытство? Больше ничего примечательного за десять лет со мной не произошло.
— И что же случилось с уважающим чужое пространство мальчиком в Смоленске?
Терёхин просверлил меня взглядом, кажется, уже до самых костей.
— Он вдруг перестал уважать чужое пространство, — обрубила я грубо незапланированную откровенность. — А я не люблю, когда мной командуют.
— Я это слышал. Можешь не повторять. Я же тебе не повторяю, что когда твои блины сожрут, ты будешь давиться подгоревшей яичницей.
— Я помню про несчастную Баронессу. Просто, понимаешь, несчастный Валерий Терёхин для меня куда важнее блинчиков.
— С каких это пор? — перебил меня этот несчастный еще грубее, чем задал вопрос про Смоленск.
— С тех самых пор, как позволил себе быть со мной непростительно откровенным. Теперь я не могу просто сказать — знаешь, бабе Яге нужно умыться.
— Обычно ведь баба Яга отправляет царевичей в баню…
Валера попытался улыбнуться — только ничего у него не вышло.
— Иди в баню! — улыбнулась я, как улыбалась только детям на праздниках. — Я умоюсь и через минуту спущусь в кухню.
— Нам к завтраку накрыли в столовой. Все официально. Для долгожданной гостьи.
Издевается — а я его пожалела, вот же дура!
— Я долго ждать себя не заставлю. Пять минут.
— Была минута, стало пять? Впрочем, после десяти лет это погоды не делает.
— Ты говоришь это таким тоном, будто это я виновата, что вы выставили меня вон.
— Не говорю. Виноват я. Я всегда и во всем виноват. Можешь уже это запомнить и не делать глупых комментариев.