– Она даже намекала, что Битси заведет любовника.
– Конечно, Битси всегда будет любить твоего брата, но, возможно, когда-нибудь…
– Возможно, когда-нибудь?! – резко бросила я. – Она никогда не забудет Реми! Никогда! Не все же такие шалавы, как Маргарет!
Руки Поля застыли на моих плечах.
– Ты же это не всерьез?
Да как он мог – верить в худшее о Битси, но в лучшее насчет Маргарет?!
– Ты же не всерьез? – повторил он.
Я повернулась к нему и с наслаждением сообщила:
– У нее любовник-немец!
Мое заявление заполнило воздух между нами.
Губы Поля скривились в отвращении.
– Шлюха!
И я, услышав эхо собственных слов, осознала, что позволила гневу отнять что-то хорошее у меня самой. Мне следовало быть поосторожнее и не так резко судить других.
– Я не должна была этого говорить. Ты был прав, ты всегда прав. Маргарет хорошая, она так добра к нашей семье. Благодаря ей Реми всегда имел продукты. И я не знаю, что бы я делала без нее в библиотеке. Она и сейчас там, работает за меня.
– Шлюхи вроде нее скоро получат свое.
– Пожалуйста, не говори так! Ее муж – просто урод! Она заслуживает лучшего. Ты прав, люди говорят не подумав, вот как я только что. Пожалуйста, пообещай, что никому не расскажешь! – (Поль молчал.) – Ты ведь не скажешь никому?
– Кому бы я сказал?
Он развернул меня и снова стал массировать мои плечи, но на этот раз его пальцы нажимали намного крепче.
В Париже не стало газа и почти ни у кого не было электричества, хотя, вообще, оно словно трещало в воздухе. Плакаты на стенах зданий требовали от парижан атаковать врага, где бы он ни был. Полицейские бастовали заодно с железнодорожными служащими, сиделками, почтальонами и рабочими заводов. Поль помогал вытаскивать булыжники из мостовых и строить баррикады, готовя все возможное, чтобы остановить врага, поймать его в засаду.
Сражения были чем-то таким, о чем я читала, чем-то, что происходило где-то далеко, но теперь я слышала выстрелы на ближайших улицах, люди поджигали машины и танки. Слухи носились как пули. Это американцы пришли, чтобы освободить нас! Нет, это де Голль! Нет, с парижан достаточно, мы будем отбиваться! Немцы не отступают! Нет, они нас сдадут без боя!
По пути на работу и с работы я кралась вдоль стен зданий, опасаясь снайперов, бомб, а еще того, что ничего не изменится и мы будем вечно жить вот так.
Вечером двадцать четвертого, когда я пыталась дочитать «Путешествие во тьме» Джин Рис, пока не догорел и не погас последний огарок свечи, в Париже зазвонили церковные колокола. Я встала и выскочила в коридор, где уже были мои родители. Маман в халате возводила взгляд к небесам, как будто восхищаясь Божьим чудом. Папа́ протянул вперед руки, как он делал, когда мы с Реми в детстве неслись навстречу ему. Я понимала родителей и сама думала то же самое: если бы только Реми был здесь… Мы молча обнялись, зная, что оккупации пришел конец.