– Вернуться домой? – спросила Хелен.
– Боюсь, да, – ответила мисс Ридер.
– А вы уезжаете? – поинтересовался Борис.
– Ох, пожалуйста, не надо… – пробормотала чуть слышно Битси.
– Нет, – ответила директриса. – Библиотека продолжит работу.
Слава богам… Битси стиснула мои пальцы. Мы были напуганы, но у нас по-прежнему оставалась наша библиотека.
– На этом все.
Эта фраза обычно служила сигналом, что собрание закончено, и мы рассыпались, как бильярдные шары, чтобы поделиться новостями или поплакать в туалетной комнате. Я в ошеломлении потащилась в зал периодики, где рядом с полками с журналами расхаживал Поль.
– Я только что узнал, – кивнул он. – Ты, должно быть, ужасно волнуешься за Реми.
Он протянул ко мне руки, и я упала в его объятия.
Неделей позже ко мне подошла мисс Ридер, вид у нее был крайне озабоченный.
– Американский госпиталь переполнен, – сообщила она мне. – Почему бы вам не помочь им несколько дней? Надежда невелика, но вдруг вы там найдете кого-нибудь, кто знает вашего брата или его полк?
– А как же библиотека?
– Книги переживут нас всех. Так что пока постарайтесь узнать, что сможете.
Медсестры носились из одной операционной в другую, крахмальные чепцы на их головах сбились, фартуки промокли от крови. Солдаты в грязных повязках бессильно сидели на стульях в коридорах. Волонтеры обмывали им лица и ноги. Я набрала в таз теплой воды и опустилась на колени перед одним военнослужащим, потом перед другим, третьим… Каждый раз, смывая кровь с лица какого-нибудь темноволосого солдата, я надеялась, что на меня посмотрят умные глаза Реми. Передо мной прошла бесконечная череда лиц. Наконец я с трудом выпрямилась, чтобы посмотреть, могу ли я чем-то помочь в отделении, где раненые лежали на узких койках. Я не знала, то ли чувствовать облегчение, что Реми не оказалось среди пострадавших, то ли бояться, что он где-то продолжает бой…
На рассвете я упала на койку в служебном помещении, но через два часа уже проснулась, чтобы готовить завтрак. Французские и английские солдаты в больничных пижамах, без мундиров и знаков отличия, не имели национальности. Здесь общественный ранг определялся серьезностью ранения. Именно поэтому я не сердилась на раненых: если мужчина флиртовал, он чувствовал себя лучше, если же молчал, то страдал от боли.
На каталке, выехавшей из операционной, кто-то стонал. Я подошла ближе, вытерла его вспотевший лоб своим носовым платком, который маман надушила лавандовой туалетной водой.
– Это вы… – пробормотал мужчина.
– Это я.
– Вы меня умывали. У вас такие нежные руки… – Он словно задремал, потом очнулся. – Я вас люблю…