Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711 (Юль) - страница 301

Как сказано выше, вследствие дурной дороги и плохих лошадей путешествие наше было очень замедленно; к тому же (других) лошадей мы не могли ни купить, ни нанять, ввиду чего 22 марта нашли себя вынужденными силой отбирать попадавшихся нам лошадей (и) даже выпрягать их из (тех), возов, на которых крестьяне везли податной хлеб в Санкт-Петербург. Между прочим в одной деревне, а именно в Лядине (Leb), случилось (следующее происшествие).

В деревню эту въехал монах на санях, запряженных хорошей лошадью. (Сначала) я (добром) попросил его продать или дать мне внаем его лошадь, но он отказался от того и другого; когда же увидел, что я намерен отобрать лошадь силой и что ее по моему приказанию выпрягают из саней, то стал понапрасну тратить много слов; заметив, однако, что ему собираются дать здорового тумака, убежал с проклятиями, бранью и угрозами. (Но) по прошествии получаса монах вернулся, ведя за собой от 30 до 40 крестьян, вооруженных большими дубинами и палками. Он предводительствовал ими, и так как по его распоряжению ударили в набат, то крестьян со всех сторон сбегалось (все) больше (и больше). В то время при мне из наших людей никого, кроме камердинера Томсона, не было; звать их на помощь было поздно, ибо, пока (они подошли бы), (сбежались) бы и (прочие), рассеянные по деревне (крестьяне). Поэтому, призвав на помощь (всю) нашу храбрость, мы пошли им навстречу вдвоем, обнажив охотничьи ножи, и как священник шел впереди, то Томсон, взяв у меня из левой руки сосновую дубину, ударил его ею по голове, и он сразу упал. Крестьяне, увидав это, были испуганы нашей смелостью, — (ибо) поднять руку на священника считается по их вере одним из самых больших и тяжелых грехов, — и, на наше счастье, пустились бежать. Томсон же без милосердия продолжал осыпать священника с головы до пят ударами, пока наконец я, из сострадания, не отнял у него дубины силой, (после чего) священник, не будучи в состоянии держаться на ногах, уполз (от нас) на четвереньках, да еще благодарил (нас за то), что опустили его живого. Впрочем, (сам) я, как перед истинным Богом, не тронул его ни рукой, ни палкой, ни иным чем. Впоследстви мы узнали, что несколько лет тому назад в (этой самой) деревне был убит один прусский посланник со всей свитой и челядью, так что в настоящем случае, благодаря нашему мужеству, мы, (быть может), избежали большого несчастья или по меньшей мере великой опасности.

23 марта прибыли мы в Санкт-Петербург.

7 апреля приехал из Дании гонец, гоф-фурьер Кардинал, ныне покойный. Однажды вечером я и дворецкий наш Эйзентраут, теперь тоже скончавшийся, угощали этого чужого приехавшего к нам датчанина. Под конец я сильно захмелел, те двое тоже не были особенно трезвы, и вот эти-то два рослых, тучных, жирных человека упали на деревянную лавку, лавка же упала краем поперек моей правой голени, которая (вследствие этого) согнулась как дуга, и я никогда (в жизни) не подвергался большей опасности переломить ногу, чем в тот раз. Пока нога моя была таким образом искривлена, я испытывал столь сильную и невыносимую боль, что за (своим) криком не имел возможности попросить их встать. Под конец они уже сами встали, вследствие моего крика, и должны были поднять меня, так как без посторонней помощи я не мог подняться, (да) и в течение (целого) часа не был в состоянии ступить на ногу.