Шейборн заметил, как напряглась ее левая рука, и понял, что она сжимает нож. Застывший взгляд, бусинки пота над верхней губой. Причина в страхе или воспоминаниях? Что в ней изменилось, почему теперь она готова легко сдаться, ведь раньше она с готовностью шла на риск?
Поразмышляв немного, Шейборн все взвесил и принял решение. Через сто ярдов он остановился и постучал условленным способом.
Открывший ему мужчина посторонился, пропуская их внутрь, и быстро закрыл дверь.
– Де ла Томбер предупредил, что вы можете прийти.
– Он здесь?
– Нет. Наведывался прошлым вечером, сказал, что вам может понадобиться комната. Вы с мальчишкой можете пройти в мансарду, я сейчас пришлю еду.
Он вложил в руку Шейборна ключ и удалился.
Они вошли и оказались в небольшом пространстве, изрезанном стропилами крыши, оконное стекло было таким грязным, что улицу внизу едва удалось разглядеть. Шейборн подумал и задернул занавеску.
– Останемся здесь, пока не выясним, что происходит. Я попрошу принести нам еще одежду.
Он прошел к двери и взялся за ручку.
– Ты уходишь? – Селеста вскинула бровь.
– Ненадолго. Не волнуйся, все будет хорошо.
Она села, раскинув руки в стороны, и стала похожа на якорь.
– Извини.
Она не сказала, за что просила прощения, но Шейборн и так знал.
– Поспи, – произнес он, скрывая раздражение. Хмурый взгляд уперся в стену, чтобы не видеть ее расстроенное лицо, – он не хотел быть добрым. Не медля, Шейборн вышел до того, как по ее щекам полились слезы.
Селеста проснулась уже ночью. Шейборн сидел в темноте у окна и разглядывал небо. На нем уже была другая одежда: белоснежная рубашка, плотные штаны и сапоги, начищенные до блеска. Она вскочила и попыталась определить время по положению луны. Не так поздно, как она решила сначала, кажется, около полуночи. Тишина этого района Парижа была ей непривычна.
Саммер заговорил так внезапно, что она вздрогнула.
– Они думают, что мы уже на другом берегу реки. По информации, которую мне удалось раздобыть, нас будут искать в кварталах у церкви Святого Ламберта.
– Этим сведениям можно верить?
– Да, судя по выложенному за них золоту.
– А де ла Томбер?
– Он должен меньше всего нас беспокоить.
– Ты знал его раньше, до приезда в Париж?
– В Итоне. Мы познакомились, когда его выбрали предметом для нападок те, кому надо было над кем-то издеваться; им не нравилось все, включая французский акцент. С тех пор мы стали друзьями.
– Он солдат, как и ты?
Саммер покачал головой.
– Он дипломат. Пытается играть за обе стороны одновременно и надеется преуспеть в обоих случаях. Я много лет назад советовал ему покончить с этим, но, по его словам, он… увяз. В Париже его семья и отец, полагаю, он пытается не допустить повторения прошлых событий, когда всех, у кого есть положение и деньги, вышвыривали из особняков и убивали. Или, по крайней мере, он желает быть предупрежденным об этом заранее, чтобы успеть спасти родных. Так бывает, что война сводится к защите собственных интересов и тех, кого любишь.