Он приподнял ружье. Палец на курке окоченел.
Старик усмехнулся.
— Здорово ты с этим такси, мы и подумать не могли… кто-то тебе помогал, так ведь? Антоша? Хороший был парень. Только музыка у него дерьмовая… Вот, ты сопротивляешься духу пророчества. Но зачем? Какой в этом смысл, если он выбрал тебя? Известно, что явление духа пророчества состоится прямо перед вторым пришествием Христа и будет суд!
— Ты несешь какой-то бред, — сказал Андрей. — Может быть, тебе нужно в больницу? Какой суд? Какое пришествие?
Старик воздел руки к небу.
— Но я слышу Его, он в моих ушах постоянно и ты тоже слышишь, я знаю это, потому что я слышу всех! Весь город и больше всех — его! Как будто я это часть его! Маленькая песчинка. Он разговаривает со мной и сейчас он говорит мне, что ты будешь стерт из книги жизни, ты отступник, грешник. Ты должен быть наказан за свою ересь!
Андрей сделал шаг назад. Он расслышал позади шаги, скорее всего, это была Маша, пришла за ним, чтобы поторопить.
Он не знал, что делать — стрелять в безоружного старика он не мог. Палец дрожал на курке.
— Он так и сказал, что ты откажешься. Тогда… последуй за своей дочкой! — выкрикнул старик и лицо его перекосила злоба.
Андрей поднял ружье, но выстрелить не успел. Оглянувшись, он увидел еще один спортивный костюм. Но это была не Маша. Черные как смоль волосы выбивались из под спортивной шапки. Глаза — два уголька — буравили его насквозь. Карина Львовна Фельдман, философ, — вспомнил Андрей.
Она подняла руку и направила в него баллончик. Тонкая струя с близкого расстояния накрыла лицо водяной взвесью. Он открыл и закрыл рот, глаза затуманились. Корпус больницы накренился, изучающее лицо Карины Львовны переместилось наверх, там же он смутно различил и сверкающее кольцо в ухе старика.
— Готов? — спросил он, вытирая рот.
— Готов, — ответила она. — Потащили, времени осталось мало.
— А ружье?
— Брось его здесь, только закопай снегом.
Андрей почувствовал, как его схватили за ноги, грубо и бесцеремонно, костлявыми руками поволокли по рыхлому снегу. Небо перед глазами расстелилось мягкой ватной простыней, теплой и такой притягательной. Он слышал голоса, завывания далеких сирен. Все вдруг стало таким неважным, далеким, смутным, как… тогда, в тот самый день. В тот самый…
Полковник Баталов смахнул пылинку с краешка стола. Он уже собирался уходить домой, когда неожиданно заурчал телефон спецсвязи. Пятница, вечер, что еще могло случиться? — нахмурился он. В Огненске, если не считать падеж свиней на ферме «Солнечная» все было спокойно, поэтому поднимая трубку, он даже не шелохнулся. Сердце билось ровно и спокойно. Впрочем, вряд ли бы его могло смутить хоть что-нибудь. Будучи кадровым офицером спецслужб в третьем поколении, Баталов любые неприятности воспринимал с холодным презрением. Ему было все равно, что случится. Никто в этом городе не смог бы диктовать ему свои условия.