— С фермы есть новости?
— По нашей линии все чисто, это не диверсия. Только что звонил капитан Мамонтов.
— По мобильному?
— По городскому.
— А что, с фермой есть связь?
— Получается, что есть, раз звонил. Сказал, что несмотря на непогоду, уже организован вывоз трупов животных на свалку для захоронения.
Чем больше слышал Баталов, тем сильнее ныл желудок. Город перестал быть жертвенным ягненком, теперь он сам чувствовал себя в западне. Может быть, из-за того, что единственная дорога заблокирована? Он не мог понять причины своего волнения. Что-то определенно происходило, что-то смутное и опасное надвигалось вместе со снежной бурей, то с чем он не сможет справиться, даже полностью открыв склады оружия и дав разрешение на применение любых спецстредств.
— Найди мэра, — сказал он коротко. — Сейчас же.
Аркадий ответил почти сразу.
— Так он… там. В церкви.
— Да? Он что, верующий?
— Сомневаюсь, — сказал голос.
Что же это происходит? — подумал Баталов, задумчиво посмотрев на часы.
— Подгоника-ка мне машину, Аркадий. Давай съездим и посмотрим, что там за служба такая, если сам мэр решил вместо бани гнуть поклоны.
— Что брать?
— Ничего не бери, там наших полно.
— Начальник полиции тоже там.
— Тем более. Все, выезжаем. — Баталов затушил сигарету в хрустальной пепельнице на дне которой поблескивал золотой щит и меч с двуглавым орлом.
Это его город. Пока он здесь, он за него отвечает. И он будет решать, состоится сегодня вечерня или нет и что на ней будет происходить. Только он и никто больше.
Белый остроконечный купол церкви, увенчанный футуристическим крестом, подсвечивался с земли четырьмя мощными прожекторами. Снежинки, попадавшие в яркие лучи, были похожи на мельтешащих мух. Их было так много, что казалось, к церкви слетелись все насекомые мира. Они кружились хаотично и безмолвно, — на миг возносились в безумном хороводе и тут же исчезали без следа и памяти в могильном холоде небытия.
Чернильное марево неба то окрашивалось в фиолетовый, то розовело, потом накатывал мрачный, густой желтый оттенок, и сходил на нет темно-красными, почти черными пятнами, возвращаясь к своему исходному состоянию.
Но сегодня мало кто смотрел на небо. Люди кутались в пуховики, куртки, шубы, заворачивалась в шарфы и все шли к воротам церкви Судного дня.
Хвост очереди, выползавшей из церкви, тянулся вдоль Рабкоровской улицы, выходил на Советскую и там петлял по изгибам, скрываясь в темноте. Фонари горели только на центральной площади, власти экономили на освещении в вечерние часы.
Из самой церкви доносилась музыка, довольно громкая, словно там шло народное гуляние, а не подготовка к вечерней службе.