Продолжительно зазвонил колокол. Надя приподняла голову, повела сонными и мутными глазами:
— Боевая, Таня?
— Да, — произнесла Таня.
— Когда только дойдем до Тамани! Ночи краю нет.
Надя прикрыла уши ладонями и опять задремала.
— У нее великолепная нервная система… — сказал доктор. — Там, кажется, начинается еще одна изумительная картина.
От орудийных выстрелов задрожал корпус корабля. Открыл огонь крупнокалиберный зенитный пулемет.
— Разбудите Котлярову.
Доктор невольно вздрагивал, хотя он делал усилия, чтобы сдержаться. Таня растолкала подругу, и та проснулась, потерла кулаками глаза.
— Воздух, — спокойно установила Надя.
— Раненых придется перевязывать здесь, Котлярова.
— Есть, товарищ майор медицинской службы.
Надя деловито очистила столик, накрыла полотенцем и принялась извлекать из сумки шприцы, флаконы, коробку с хирургическим инструментарием.
Взрыв авиационной бомбы прошел ржавым, скрежещущим звуком по всей обшивке. Корабль тряхнуло. Доктор очутился у дверей каюты. Тонкое листовое железо отделяло их сейчас от бездонных глубин Черного моря. Небольшая пробоина, и вода ворвется сюда.
Скорострельные пушки продолжали бить. Корабль, трясясь и напрягая свои машины, мчался вперед.
Доктор понял, что корабль ведет бой, и люди там, наверху, и люди в трюмах, отсеках не потеряли присутствия духа. Стеснительно оглянувшись, он прикрыл глаза. На висках его пульсировали утолщенные зигзагообразные жилки.
Стреляли соседние корабли. Звуки боя там, наверху, разлетались по огромным просторам моря и воздуха, а здесь… Их металлическая узкая коробка, завинченная блюдечками иллюминаторов, с дверью, придавленной снаружи, ныряла в волнах, стучала и гудела. Послышался характерный свист пикирующего бомбардировщика. Корабль круто развернулся, и в каюте всех бросило влево. Грохнуло далеко за кормой.
— Раненых пока нет, — сказал доктор, — но нас самих, кажется, доколотят…
Таня взяла в руки книгу, страница была подчеркнута Курасовым:
— «Всякое живое существо в силу инстинкта боится смерти, — читала громко Таня, — но человеку дана воля, чтобы побороть этот инстинкт. Звери не только боятся смерти каждый для себя, но и боятся смерти других, себе подобных. Когда какое-нибудь животное впадает в предсмертную агонию, то все окружающее его стадо разбегается. Человек поборол в себе это чувство… более того, человек с древних времен стремится побороть в себе опасение за свою жизнь, и военная доблесть, в которой пренебрежение к смерти есть главное, давно уже была в наибольшем почете…»
— Чего замолкли? — спросил доктор. — Читайте.