– Изя – гость. Он здесь больше не живёт, – объяснила мама.
Тётя Оля подстерегла Изю следующим утром. Визит командора застал нас врасплох – мы завтракали, Изя сидел в домашнем халате и сверкал из него волосатой грудью в благородной седине.
– Вон отсюда!
Обнаружилось, что Фридрих умеет кричать басом. Мы внезапно начали понимать по-саксонски.
– Я не уйду, – сказал ему Изя на идиш. – Днем я имею право здесь находиться.
– Я видела ночью его тапочки, – гордо заметила тётя Оля. – Он здесь ночевал!
– Я звоню в полицай! – закричал Фридрих.
Изя оделся и вышел во двор. Фридрих запер дверь.
Мы считали, что если Изя вернётся через час, когда все общежитие проснется, то это будет всё же «посещение». Мы открыли дверь изнутри, и Изя вставил в неё веточку, чтобы она не захлопывалась.
Это было ошибкой. Фридрих со злорадным видом сфотографировал эту веточку. Он явно что-то придумал.
Когда мы запустили Изю обратно, в дверь неожиданно постучала моя любовь, Лина. Я думал, она пришла мириться. Но вездесущая Лина пришла спасать Изю.
– Фридрих только что позвонил в полицию! Бегите!
Изя убежал.
Полиция приехала в общежитие и составила протокол о том, что Изя, по свидетельству Фридриха, «проникнул на территорию общежития и сломал дверь, поместив в нее деревянный предмет и совершив надавливания.»
На следующий день на первом этаже висело объявление, что «за порчу имущества господину Исааку Бронштейну объявлен хаусфербот». Это значило, что входить в здание Изе теперь было официально запрещено.
Изя стал жить у художника Яши. В обед он приходил на ближайшую к общаге трамвайную остановку, и я выносил ему в баночке гречневой каши.
Так продолжалось около месяца. Но однажды Изя решил отблагодарить художника и провёл в его квартире генеральную уборку, выкинув в мусор его инсталляции из окурков.
Этим всё и закончилось. Сердце Яши было разбито.
В тот день мы условились встретиться с ним в центре. Я собирался показать Яше свой недописанный роман в стиле фэнтези. Яша сидел на скамейке рядом с дрезденскими алкоголиками в национальных костюмах, которые круглосуточно обретались здесь с бутылочками пива. Яша рассматривал их разбухшие, красные лица. В его взгляде было что-то животноводческое.
– Иди за мной, – сказал он.
Он отвёл меня к полностью обгоревшему дому. От него остался один чёрный, обугленный каркас. Немцы сохранили его как памятник о бомбардировке.
– Это – мое сердце, – объяснил Яша. – Так оно выглядит после вторжения Изи.
Вечером Изя уехал домой, в Шверте. В почтовом ящике он обнаружил повестку в суд по делу о вандализме. На суд Изя не явился и был вынужден выплатить огромный штраф, полностью перекрывший все сбережения, созданные за время магазинной аферы.