Про папу. Антироман (Никитин) - страница 30

Через год мы переехали к Изе. Помимо борьбы с бюрократией нам пришлось перевозить свой молдавский багаж, состоявший наполовину из моих детских и шахматных книжек, с которыми я не смог расстаться, когда покидал Рышканы. Изя придумал максимально экономный способ перевозки багажа. Выходные дни давали преимущества специального билета «Wochenendticket», позволявшего по особо дешевому тарифу передвигаться по стране. Поэтому каждую субботу мы с мамой нагружали барахлом два рюкзака и везли их через всю Германию к Изе. А в воскресенье возвращались обратно. Это называлось «сделать ходку».

Перед окончательным отъездом я все-таки показал Яше свое незаконченное фэнтези. Роман был полон всяческих душераздирающих событий. Там было на всех обиженное племя птицелюдей, живущих в жутких социальных условиях в каких-то смердящих болотах, и заграничная принцесса, которую собственная мать отдавала на растерзание стражникам в воспитательных целях. Все герои ежечасно подвергались изобретательным мучениям. Надо всем довлел рок.

– Проза твоя – говно. Слишком много истерики, – сказал художник Яша. – Лучше пиши стихи. А от Изи – беги. Тебе с ним жить нельзя. Он тебя съест.

Спустя несколько лет я выполнил его наказ. Только я обнаружил, что жить отдельно – не так уж просто. Я не понимал, зачем и ради чего я живу. Видимо, череда отчимов, заканчивавшихся Изей, в каком-то смысле успела съесть кусок меня. И теперь мне тоже надо было кого-то сожрать, чтобы заполнить образовавшуюся дыру. За этим я уехал в Москву и женился. Но это уже совсем другая история.

Шахматисты

Примерно в 1998 году я оказался во временном лагере для беженцев и переселенцев в городке Унна-Массен. Лагерь состоял из маленьких обшарпанных домиков – бывших солдатских бараков. По местной эмигрантской мифологии, здесь когда-то квартировал вермахт: здравый смысл подсказывал, что это был, скорее, бундесвер. В нашей с мамой комнате стояли две железные кровати и тумбочка, а кухню мы делили с семьёй из Одессы – двумя старичками и их пожилой дочерью-олигофреном. Эта дочь меня пугала. Она ходила, несмотря на возраст, с бантиком на голове, и смотрела на меня с детской улыбкой надежды, как бы подразумевавшей, что я поиграю с ней в прятки или салочки. Выражение её лица казалось мне исполненным некоего сексуального интереса. Я начал придумывать, будто её престарелые родители видят во мне её возможного жениха.

– Заходи, заходи, мы варенье привезли айвовое, очень вкусно! Ниночка, Женя ещё придёт!

Но я не хотел никакого варенья. Я не знал, что судьба готовит мне через 20 лет.