То, что предложил Мефистофель, взращенный доктором Фаустом, при всей условности поэтической метафоры, самому Фаусту не пришло бы в голову, ибо он никогда не рассматривал опыты по трансфузии как способ распространения своих идей. Слишком попахивало это чертовщиной, спиритизмом и прочей теософией. Но Гастев настаивал: трансфузия открывает перед пролетариатом невероятные возможности. Я упоминал о нашей обоюдной способности обмениваться мыслями на расстоянии, с легкостью усваивать огромные объемы научной информации, понимать ее до самых тончайших нюансов и при этом оставаться работоспособными почти круглые сутки. Железное здоровье. Влияние на окружающих, например, филеров, превращаясь для них в уэллсовских «невидимок», способных ускользнуть от любого наблюдения. Гастев продемонстрировал иное. Металл притягивался к его телу, словно плоть стала магнитом. Он легко удерживал на себе домашнюю утварь и даже пудовые гири, а когда я хотел съязвить, что с подобными талантами прямой путь в цирк по стезе Поддубного, Гастев вдруг стал преображать металл. Поначалу я даже не понимал, что происходит. Притянутые к его телу предметы трансформировались, сливались с телом, формировали металлические сочленения, пронизанные человеческой плотью. На моих глазах возник жуткий сплав живого тела и металла. Гастев превращался в то, о чем столь страстно писал в своей поэзии рабочего удара. Он сливался воедино с машиной.
Мы не вдавались в подробности, сказав членам рабочего кружка, что необходимы добровольцы для научных экспериментов во имя пролетарской революции. Я нисколько не грешил против истины, ибо все еще не был уверен, что феномен Гастева не есть результат случайности, стечения невероятных событий. Однако дальнейшее превзошло мои робкие ожидания и надежды.
Учитывая необходимость проведения эксперимента на большой выборке испытуемых, при том, что источником крови выступал только я, пришлось ограничиться малыми дозами трансфузии. Но вскоре мы обнаружили — участники эксперимента проявляют недюжинную интеллектуальную остроту, возрастающие способности к творчеству. Их дарования проявлялись в фабричной деятельности, что непосредственно наблюдал Гастев, который работал на том же заводе инженером. Он с восхищением описывал рост производительности труда подопытных за счет повышения точности и экономности движений, с какой охотой они выдвигают предложения по совершенствованию заводских условий, что привело к росту выпуска продукции, в которой остро нуждался фронт. Рабочими двигал вовсе не квасной патриотизм, не божецаряхрани, конечно же, а искреннее желание сделать свой труд более совершенным.