Мэндор взмахнул рукой, и передо мной предстал изумительный омлет, сопровождаемый чуть задержавшимся гарнирным блюдом: жареный картофель с чем-то похожим на смесь лука и зеленого чилийского перца.
– Все это лишь предположения, не так ли? – сказал я и приступил к еде.
Здесь последовала длинная пауза, пока мы жевали.
– Вряд ли, – наконец отозвался Мэндор. – Я думаю, Силы, сейчас и уже долгое время, проявляют бешеную энергию, и мы относительно приближаемся к эндшпилю.
– Что заставляет тебя вмешиваться в эти дела?
– Началось с внимательного знакомства с происшествиями, – отвечал он. – Затем последовали выводы и разработка гипотез.
– Избавь меня от лекции о применении научного метода в теологии и человечьей политике, – попросил я.
– Ты спрашивал.
– Действительно. Продолжай.
– Тебя не удивляет то, что Свейвил скончался именно сейчас, когда так много доселе неспешно развивавшихся событий одновременно подошли к развязке?
– Рано или поздно он должен был уйти, – промолвил я. – А все эти недавние потрясения, возможно, оказались для него чрезмерными.
– Выбор времени, – произнес Мэндор. – Стратегическое расположение. Согласованность действий.
– Для чего?
– Для того чтобы посадить тебя на трон Владений, разумеется, – ответил он.
Бывает, услышишь что-нибудь неправдоподобное – и все. А другой раз услышишь, а оно эхом отзовется. Сразу появляется чувство, будто с самого начала знаком с этим или знаешь что-то очень похожее, но только разглядеть не трудился.
По праву я должен был изумиться заявлению Мэндора, затем фыркнуть что-то вроде: «Абсурд!» Однако я испытал странное чувство, – неважно, были ли верны выводы Мэндора, – как будто существовало нечто большее, чем просто предложение, будто некий глобальный план толкает меня в круг власти Владений.
Я затянул паузу долгим, неторопливым глотком кофе. Затем произнес:
– В самом деле?
И почувствовал, как улыбаюсь, когда Мэндор, ощупывая глазами мое лицо, пытался поймать мой взгляд.
– Ты осознанно принимаешь участие в этой борьбе?
Я снова поднял чашку. Я чуть было не произнес: «Нет, разумеется, нет. Впервые об этом слышу». Затем я вспомнил отца, рассказывающего мне о том, как он оставил в дураках тетку Флору и заставил дать ему жизненно важную информацию, стершуюся в результате потери памяти. Меня поразила не та ловкость, с какой отец это проделал: а факт, что его недоверие к родственникам переступило порог сознания, явилось на уровне чистого рефлекса. Не имея в семейных дрязгах опыта старших родственников, я испытывал недостаток в столь глубоких реакциях. Кроме того, мы с Мэндором ладили особенно хорошо, несмотря на то что он был веками старше и имел совсем другие вкусы в различных областях.