Лучано прошел по надраенному и навощенному деревянному полу, на котором уже плясали солнечные лучи, опустился на колени и почтительно поцеловал протянутую ему узкую жилистую руку. Единственное кольцо на ней, железное, в виде свернутого стебля розы и с цветком вместо камня, мягко блеснуло на солнце.
— Доброго утра, мастер, — тихо сказал Лучано, вдохнув запах сыра и специй, душистых масел, алхимических ингредиентов, чистой одежды, шамьета…
Этот неуловимый аромат, состоящий из десятков других, изменчивый, но безошибочно им узнаваемый — запах его дома.
Замерев, он дождался, пока мастер кивнет, и лишь тогда поднялся, ожидая распоряжений.
— Почему бы нам не позавтракать в саду? — задумчиво сказал мастер Ларци. — День прекрасный…
— Тогда я накрою? — радостно отозвался Лучано и получил еще один согласный кивок.
Пока дожаривалась яичница, источая умопомрачительный аромат, Лучано собрал и отнес на террасу, выходящую в сад, все необходимое. Расставил глазурованные сине-белые тарелки, поломал фокаччу на куски — в доме мастера Ларци придерживались старых порядков и не оскорбляли хлеб прикосновением ножа. Соль, перец, оливковое масло и чистая вода — ну это как полагается. Напоследок он торопливо разжег особую жаровню для шамьета, стоящую в углу террасы, и, пока угли разгорались, нарезал принесенную из погреба сырую печенку, поставив ее на пол в большом блюде.
Первая усатая морда выглянула из зарослей вьюнка незамедлительно. Конечно, это была Мандрагора, сияющая угольно-черной шубой, как королевской мантией. Следом выбрался серебристый в солнечных лучах Аконит. Пока Лучано забирал из дома салфетки, ложки и прочие мелочи, у блюда появилась белоснежная желтоглазая Белена. И последней из кустов робко выглянула рыжая Наперстянка, подобранная недавно, еще полудикая и худая. Озираясь и недоверчиво глядя на Лучано, она цапнула с блюда самый большой кусок печенки и, грозно урча, утащила его обратно в кусты.
Остальные кошки со снисходительным пониманием глянули ей вслед и спокойно продолжили есть, соблюдая надлежащий этикет.
— Бедная малышка, — покачал головой мастер Ларци, подходя к столу со сковородой, которую нес торжественно, словно дож — свои регалии. — Ничего, привыкнет.
Он разложил пышную дымящуюся яичницу по тарелкам, сел, кивнул Лучано. Сложив перед собой руки, прочитал молитву Семи Благим и первым взял кусок фокаччи, разломив ее над тарелкой. Лучано почтительно последовал примеру.
Потом они молча ели, так же чинно и размеренно, как кошки, за едой мастер лишних разговоров не любил. Да и отвлекаться от такого завтрака было бы святотатством! Лучано с наслаждением умял свою порцию, вытер с тарелки все до капельки кусочком фокаччи и поднялся, чтобы заняться шамьетом.