Немного в стороне, под высоким навесом, сидя на пузатых лиственничных чурбаках, покуривали босые плотники, их было двое — старый и молодой. Плотников тоже удивило присутствие Григория в этой компании, они хотели спросить, по какому случаю он здесь, но Григорий опередил их — остановился и все сказал сам:
— Понятой я.
Это ничего не объяснило плотникам, но они сделали вид, что вопрос для них теперь совершенно ясен.
От денника резко несло разогретым свежим навозом. По колена в коричневой моче стоял за жердяной изгородью породистый пестрый бык, привязанный к столбу за продетое через ноздрю кольцо. Широкий в кости, с крутым загривком, он, завидев людей, угрожающе заскреб литою ногой, что была обмотана мешковиной:
— Тварь беспонятная! — с досадою крикнул на быка хозяин.
— Ты б его вывел на травку, рана б и присохла, — посоветовал Григорий.
— Своего заимей, тогда и веди куда хошь!
Дмитрию доводилось видеть в селах быков, но такой горы мяса он еще не встречал. Весу было пудов за пятьдесят, был он в самой своей сильной бычьей поре, о чем и не преминул сказать Дмитрий. Его слова и всколыхнули Автамонову хозяйскую гордость:
— Скотина видная.
— Товарищ комбат, что делать? — спросил Гаврила.
Подошли к деннику плотники, остановились у хозяина за спиной, краем уха уловили, о чем речь. Старший удивился:
— Што ж вы! Ну командир — человек пришлый, ему ничего не ведомо, а ты, Гаврила, пошто самоуправство творишь?
— Он сам будет коров обгуливать, — невесело засмеялся Автамон. Поддержка плотника принесла ему некоторое облегчение, явилась робкая надежда, что все на этот раз кончится благополучно.
— Есть у нас станичный бугай, понимаешь, — с досады, что дело начинает рушиться, взвился председатель.
— Твой бугай на коров и косым не смотрит! — не сдавался упрямый плотник. — Не дело задумали, граждане.
С улицы осторожно потянулись любопытные, кто ненароком приметил, как власть завернула к Пословину. Подходили, прислушивались, сомневались, встревали в важный разговор.
— Что толковать — бык добрый.
— Ежели плату за быка снизить, так можно, а забирать никак нельзя! Не бугай — огонь! Как придавил надысь Антонидину коровенку, так чуть не смял.
— Хорош бык!
И бык, словно понимая, что это говорят о нем, гордо закрутил породистой головою, заиграл стальными мускулами шеи и ног. Толпа одобрительно загудела, и тогда председатель, невольно оказавшийся в центре общего внимания, нервно спросил у Носкова:
— Ну?
Григорий с откровенной безнадежностью махнул рукой и тут же, совершенно потеряв воинственность, улизнул в толпу. Председатель, боясь, как бы казаки его не обматерили, а то и, чего хитрого, не поколотили, поспешно спрятал тетрадь в карман. А на улице, когда отошли от пословинского двора, Гаврила, все еще возбужденный, сказал Дмитрию: