— В городе все танцуют. В том числе и красные командиры.
Она задирала Дмитрия. И ее дерзость не раздражала его, сейчас она казалась ему даже милой. Может быть, впервые в жизни он испытывал от общения с девушкой щемящее, необычайно нежное чувство. И Дмитрий мысленно поблагодарил свою судьбу за то, что она бросила его сюда, в Озерную.
2
С Петрова дня в повитой серебристыми тальниками и шумливыми тополями пойме Белого Июса, ежегодно заливаемой в половодье, красноармейцы косили сочные, уже загустевшие травы. Сельсовет отвел отряду лучший покос в непосредственной близости к станице, потеснив зажиточных, влиятельных казаков. Обиженные поначалу встали на дыбы, да Гаврила все-таки сумел умиротворить их, дав взамен суходольные участки, где в этом году было что взять.
На лугах там и сям тонко, как шмели, звенели косы, над парными спинами бойцов и коней назойливо вились пауты и вездесущее комарье, от которого не было спасенья ни ночью, ни днем. Млея от жары, Дмитрий сам косил траву, радуясь усталости. С непривычки он набил на ладонях кровавые мозоли, они нестерпимо жгли, но Дмитрий продолжал ряд за рядом врезаться литовкой в высокую, словно камыш, траву, зная, что за ним со стороны наблюдают наторевшие в этом деле ребята.
— Брось, комбат, — улыбался ординарец Костя, стараясь в короткую минуту передышки взять у него из рук литовку.
Но настойчивые усилия Кости не достигали цели, они только сильнее распаляли Дмитрия: он плевал себе на жгучие мозоли и с размаху запускал косу в плотную, но податливую стену цветущего разнотравья. А вечером от гнетущей тяжести в каждом мускуле, в каждой клетке он еле взбирался в седло.
В тот день Дмитрий вернулся с лугов далеко за полночь. Пока расседлал Карьку да проверил караул у Кипринской горы, по небу уже пошел предзаревой свет, сперва он потек от небосклона робкими ручейками, затем вдруг осмелел и хлынул во всю мочь. Хотелось поскорее завалиться спать, потому что новый день сулил новые заботы.
Однако едва Дмитрий прилег, раздался нетерпеливый стук в окно. И тут же в дверь просунулась гривастая голова Гаврилы. Председатель был в своем обычном наряде — в рубашке распояской и суконных брюках со следами споротых лампасов, — видно, тоже еще не спал. Он не поздоровался с Дмитрием, хотя они и не виделись в тот день, а сразу же выпалил:
— Дело, понимаешь…
— Говори.
— Кровью пахнет, товарищ комбат. Ваньку Соловьева видели в Ключике!
— Далеко это?
Гаврила хмыкнул. Было бы далеко, разве стал бы он будить Горохова? Ключик — рядом, только вон те, первые, горы перемахнуть за Белым Июсом, тут и есть. А раз появился Иван поблизости, надо быть настороже, потому как легок на бегу да на скаку, а рука-то у него дай бог и глаз зорок да колюч, как у коршуна.