…После его ухода женщины-почтальонки вопреки извечному женскому обычаю обсуждать слова, действия, внешность покинувшего или покинувшей их общество, поспешно принимаются за свои дела, стараются не смотреть друг на друга, подолгу молчат. Почему? Да, наверное, потому, что опять же по-женски интуитивно опасаются, что в глазах, в словах каждой из них легко можно уловить, услышать, увидеть зависть – зависть к той женщине, которую никогда не видали и наверняка не увидят ни он, ни они…
Ванька Пузырь завязал. Для непосвященных, каковых сегодня очень немного: завязал – вышел из очередного запоя.
Одиннадцатилетняя отличница-пятиклассница Марийка, дочка Ваньки Пузыря, по настоящей, почти забытой фамилии – Шестопалова, уже в первые два дня завязки отца ожила, распрямилась, засветилась глазами, засверкала широкой белозубой улыбкой.
– А мой папа водку не пьет и больше пить не будет, – не удержалась, похвасталась Марийка соседу-однокласснику Сережке Баркову по дороге в школу.
– Это Пузырь-то… – хмыкнул Сережка. – Зарекалась свинья…
– Сам ты свинья! – Марийка отшатнулась от Сережки, остановилась.
– Да ладно ты. Что, я неправду сказал?..
– Иди. Я одна пойду. И вообще больше за мной не заходи.
– Подумаешь… И не буду. Сама же говорила, собак боишься, когда рано утром в школу идешь.
– Боюсь. А с тобой ходить все равно не хочу.
…Из школы Марийка возвращалась с попутчицами-одноклассницами. Девчонки шли веселой стайкой, щебетали о полученных отметках, о новом платье учительницы истории Галины Максимовны – школьной законодательницы мод, о восьмикласснике Витьке Герасимове, в которого были влюблены добрая половина их класса. Восьмой класс располагался против пятого. И почти каждую перемену пятиклассницы видели Герасимова – известного школьного поэта – высокого, по-пушкински кудрявого парня, не обращающего на них никакого внимания…
В разговоре-щебете девчонок Марийка участия почти не принимала, думала: а как там папа, каким она его увидит – трезвым, как вчера и позавчера, или снова пьяным?
Папа – Ванька Пузырь Шестопалов – для Марийки всегда был и остается просто папой. А папа – это все, что она имеет, абсолютно все. Маму она не знает. Мама Марийки исчезла – сбежала от мужа и дочки давным-давно, девочке тогда, по рассказам отца, было два года. В то время, опять же по его рассказам, отец водку не пил, Пузырем не назывался, работал на элеваторе и даже несколько раз получал премии за хорошую работу.
Почему мама сбежала от нее и непьющего папы, девочка не задумывалась. Маму не помнила, а поэтому по ней не тосковала. Иногда испытывала то ли зависть, то ли обиду. У других девочек и мальчиков мамы, у нее нет. Но обида или зависть были какими-то маленькими и недолгими. Когда она была маленькой, папа ее или действительно не пил, или она не замечала этого, не умела замечать. Подросла – научилась жалеть отца так, как на Руси во все времена женщины – жены, матери, сестры, дочери – жалеют мужей, сыновей, братьев, отцов, попадающих в тугие, неразъемные кольца зеленого змия.