На следующее утро ему стало противно, мечты, обратившиеся в реальность, как водится, оказались пакостью, он разозлился на себя и решил, что вопили все эти похотливые кошки не от желания совокупиться с ним, а в предвкушении роскошных даров, которые они ожидали и получили от героя и вельможи его положения и достоинства.
Доносившиеся снизу женские крики усилили желание одиночества и изолированности от толпы, он тяжело вздохнул, сделал шаг и тут только понял очевидное: кричали блудницы, посвящённые Инанне, Великой Богине, Матери Богов. Это значило, что хвост процессии уже достиг первого яруса, священные блудницы, составлявшие арьергард шествия, закончили восхождение и рассыпались по первой, красного цвета, платформе, посвящённой Богине плотской любви. Они вопили, совершали возлияния и срывали одежды, приводя себя в надлежащее возбуждение, потому что, когда первые ряды процессии достигнут верха зиккурата, вход на нижнюю платформу будет открыт всем желающим прославить Богиню излиянием семени в охваченные оргиастическим безумием тела блудниц.
По древнейшей традиции шумерского общественного устройства, все женщины в плодородном возрасте считались священными блудницами. Каждая могла, если хотела, предоставить своё тело всем желающим во время любого из многочисленных праздников, большое количество сексуальных партнёров увеличивало ценность женщины и уважение, которым она пользовалась в обществе и в семье. Конечно, были дамы, очень редко или даже никогда не присоединявшиеся к играм на красной платформе, например, Ишхара, юная супруга Гильгамеша, но ей это было не нужно — народное уважение и так было абсолютным и всеобщим, а желание плотской любви удовлетворялось царём с избытком, которого хватало на долю многих шумерских красавиц и экзотических рабынь.
Женщины пользовались в Шумере большой свободой, но один закон был ненарушаем: первое совокупление и красная кровь принадлежали Великой Богине. Поэтому все девственницы, достигшие возраста, восходили на платформу и предоставляли свои тела неведомым избранникам. Их страх утишался вином возлияний и глох во всеобщих криках и визгах, их стоны боли и возгласы испуга скоро превращались в пронзительные гимны желания.
Под тысячеголосые крики блудниц и шум оставшейся на площади толпы процессия двигалась вверх, теряя по дороге последние ряды, сходившие с лестницы на платформы, соответствовавшие их положению в обществе. На втором ярусе остались воины, гимнами и единоборствами почитавшие бога-воителя Нингирсу. На третьей — старейшины и судьи, исчадия бога дня и света Уту, на четвертой — друзья и ученики Балиха, мудрецы, предавшие себя в руки Энки. Пятую ступень заполнили полубезумные ануннаки, посев среди людей бога неба Ану. С проходом процессии движение по лестнице не прекращалось. И воин, и судья, и мудрец, и узкоплечий ануннак — все вдруг отрывались от обрядов и славословий и, отвергая на время своего бога, мчались, дрожа от возбуждения, вниз на красные плиты, где их встречал пронзительный кошачий вопль потных, похотливых, перемазанных красной кровью и белым семенем блудниц.