Неисполненность замысла не помешала восторгу людей и богов. Энлиль и Энки спустились с небес и, представ величественными седыми и доброжелательными старцами с чувственными губами и сияющими глазами, снизошли к пиру смертных и оплодотворению нескольких красивых девственниц. Остальные боги озадаченно взирали на охранный гимн, чьи немыслимые размеры и искусно размещённые знаки внушали опасения даже этим вневременным исчадиям. Земледельцы умилённо трудились под защитой заклинаний, давших им уверенность в безопасности от божественной немилости, а о людской агрессивности и говорить не приходилось — не нашлось бы воителя, осмелившегося вторгнуться в область этих гигантских письмён. Гильгамеш одобрил действия любимого кузена, но видно было, что он знает нечто тайное и опасное.
Балих то восторгался творением своих знаний, разума и силы, то грустил над своей немощностью, а сейчас, когда начал серьёзно уставать и задыхаться от тяжёлого подъёма, склонен был рассматривать великие знаки как полный провал своей деятельности, как видные всем мирам доказательства его слабости, безволия и ничтожности. Люди любовались гармонией и совершенством окрестностей, а он глаз не поднимал и не собирался поднимать.
Он упорно шёл шаг за шагом, недовольный и раздражённый собой, потный, в сбившихся липких тяжёлых одеждах, смотрел только вниз, всё ниже и ниже, видел только складки тканей и белые плиты ступеней, дышать становилось всё труднее, и только одна мысль поддерживала его на ногах — он мог упасть в любое мгновение и через краткое время оказаться в своем прохладном доме на удобной кровати, окружённым заботами преданных учеников и встревоженных красавиц. Но упрямство, злость и нелюбовь к самому себе толкали его всё выше и выше и уносили всё дальше и дальше от процессии.
Монотонный гул огромной толпы прорезало несколько визгливых женских воплей, сердце испуганно стукнуло, вначале он не понял, что означали эти звуки — может быть отчаянное горе и страдание? Визгов стало больше, они сливались в отвратительный вульгарный хор, исполненный бесстыдства и распущенности. Балих вспомнил, как в прошлом году в Бубастисе, он тогда ездил в Египет для расширения кругозора и переговоров о строительстве зиккурата, его пригласили принять участие в мистериях в честь местной богини Баст. Основными свойствами богини были женское тело, кошачья голова и бесстыдство в достижении наслаждения, превосходившее самые смелые ночные грёзы Балиха. Он не был до конца уверен, в кого изверг небывалый фонтан своего семени, кто царапал его острыми пальчиками, оканчивавшимися помесью женских ноготков и кошачьих когтей, раскрашенных в цвета, которым не нашлось места в яркой радуге: чёрным, лунно-бледным, багрово-красным и в жгучий цвет вспышки ночной молнии, кто облизывал его розовым язычком — сама богиня, или жрица, ловко владевшая кошачьей маской. Он был единственным самцом на оргии в сплетении гибких тел женщин-кошек, то ли оборотней, то ли жриц, и множества кошек настоящих, все, похоже, в период течки, потому что запах семени сводил их с ума, и все они — и животные, и люди, и нелюди непрерывно орали от возбуждения тонкими, страстными и противными голосами, выбивая ударами этих звуков все мысли из его всегда тяжёлой головы и оставляя в ней только желание вопить вместе с ними и совокупляться до бесконечности.