Царица спустилась на площадь и пошла мимо рабов, вздымавших и бросавших наземь трамбовки, выгружавших камни с телег, потевших под жарким солнцем и кричавших от боли под ударами бича.
Они не смели приветствовать царицу, она прошла мимо, размышляя о странных свойствах, которые приписывал золоту Инженер. Рабы вошли в её мысли, она не понимала, что привлекало их в рабском состоянии, почему человек, в особенности сильный мужчина, соглашался стать рабом. Вот, например, её телохранитель, вождь саклабов. Ушёл из племени, бродил по населённым землям дикого севера, участвовал в битвах, попал на Крит на пиратском корабле, решил остаться, посмотреть, как живут люди в городах, как строят храмы богам, как выращивают пищу из земли. Для этого сдался в плен, стал рабом, теперь воином Великой. Он волен уйти в любое время, никто не станет его удерживать. Другие рабы тоже могут уйти, вызвать на бой одного из воинов или присоединиться к ежегодному ритуалу плодородия. Удачливым, сильным и выносливым иногда удаётся остаться в живых, обрести благоволение богов и присоединиться к общине граждан Кносса.
Царица представила, как она предлагает своим воинам золото, чтобы они сопровождали её, запуталась в непонятных отношениях и справедливо решила, что действия питаются внутренними причинами, раб есть раб, воин есть воин, царь есть царь, и давать человеку золото, надеясь, что он изменит свою природу — бессмысленный поступок.
Вот и черта, вот и дома изгнанников, древние старухи глядели на царицу из тёмного дверного проёма, она ожидала увидеть врача, его не было, и царица, не спеша, продолжила путь к тени сосен и прохладе Кераты.
Она не знала, чего хочет: покоя, отдыха в тени или новой встречи с врачом, новых испытаний, битв и походов, может быть, новых наслаждений и новых земель. Царица глубоко вздохнула, привычно удивляясь привычной двойственности желаний, взглянула на сосны, неожиданно увидела фавна, сидевшего на пеньке, и поняла, что покоя не будет.
Фавна узнать трудно, они все одинаковы — козлоногие, козлорогие, тупые, вонючие и похотливые. Они считались богами, но очень слабыми, и царица, удивляясь их утомительному однообразию, постоянной глупой жизнерадостности, жестокости не от зла, а от простоты, и надоедливой непристойной похоти, иногда думала, что все фавны — это один бог, существующий таким замысловатым способом и довольствующийся многократно усиленным примитивным наслаждением.
Этот фавн был, конечно, тем самым. Не то, чтобы его морда, рога или копыта несли какие-то отличительные знаки, он удостоверял своё тождество с тем, учинившим насилие и удостоившимся соития с царицей, странностями позы и поведения, необычными у этих козлоголовых весельчаков. Фавн сидел на пеньке, весь забравшись туда, обхватив руками волосатые ноги и уперевшись подбородком в колени. Морда была грустная, виноватая, усомниться было невозможно — фавн вышел просить прощения у царицы, как это стало возможным, она не понимала, всегда считая природу фавнов неизменной и не допускающей отклонений от неотъемлемо соединённых с обликом отвратительных качеств. Она знаком остановила свиту, впрочем, и так не спешившую навстречу опасному богу, пошла вперёд одна с осторожным страхом и надеждой на неожиданное счастье. Если так, если она не обманулась и фавн вышел молить о прощении, значит, соитие с ней действительно настолько ценно и важно в мирах богов и людей, что способно изменять неизменяемое и прекращать непрекращаемое, например, агрессивную похоть фавна.