– Да.
– И любишь меня?
– Да.
– И любишь свою маму, хотя ее и трудно любить?
Я сглотнула и сказала «да», хотя сердце выделывало кульбиты, как мокрая морская выдра в зоопарке. Можно ли любить человека, который тебя не любит? В детстве мне хотелось приберечь эту любовь для того, кто ее заслуживает. Для того, кто будет меня ценить.
– Знаешь, Сара, мама на самом деле тебя любит, – сказал отец, словно прочитав мои мысли. – Только по-своему.
– Как по-своему?
Он пожал плечами.
– Ей не так просто это дается, но она тебя любит. Все матери любят своих детей.
– Откуда ты знаешь? Ты же не мать.
– Но я родитель. И знаю.
– Но не все родители одинаковые. Элейн не такая, как другие мамы.
– Да, она другая.
На этом спор закончился. Что он мог добавить такого, чего я еще не знаю? Мы не в последний раз обращались к этой теме, поворачивая ее так и эдак, словно корабль в бутылке, когда невозможно понять, как его вытащить и как он туда попал.
Ненормально задаваться в детстве такими вопросами, но тревога проникла в мое сердце, так что я не спала ночами. И оттого, что я думала не о куклах и друзьях, а о любви и ее условиях, жизнь моего отца пошла под откос.
Но я выросла на такой ущербной любви и искала ее признаки в каждом, кого встречала: нежелание смотреть в глаза, ложь, равнодушие, раздражение и осуждение. Мне хотелось сказать Эмме, что любовь бывает сложной, а порой уродливой, но в этом нет ничего хорошего.
Я закрыла глаза, наслаждаясь уютом домика на озере. Каково будет, если мы с ней начнем жить по-настоящему? Не передвигаясь короткими перебежками по магазинам и заправкам? Если та кассирша нас вычислила, но об этом не объявили, насколько рискованно ездить по разным городам, ресторанам и магазинам? Получится ли у меня? Сумею ли я защитить Эмму?
Я встала и потянулась, а потом сполоснула бокал в раковине. Я найду способ. Другого выхода нет.
после
Все утро мы собирали вещи. Угроза Итана звенела в подсознании как неумолкающий будильник на телефоне, срок окончания ультиматума в сорок восемь часов приближался. А потом мы все-таки выбрались к озеру. За чашкой кофе я снова занялась поисками в Интернете, но не обнаружила ничего нового. Как только мы прибыли в домик на озере, я установила Google-извещение на случай, если появятся обновления по делу Эммы, но сейчас ставки подросли. Я не могла позволить себе что-то пропустить.
Я смотрела на кусочек двора, резко обрывающегося у озера Фейри, – где-то клочками зеленела трава, а в других местах остались проплешины почвы, словно двор облысел. За ним трудно было ухаживать, я знала, что Итан приезжает с кем-то, чтобы навести порядок. Мне не пришло в голову, что сюда может неожиданно забрести садовник, наткнуться на нас и начать испуганно извиняться, и мне бы пришлось мямлить идиотскую, выдуманную на ходу историю о том, кто мы такие.