К счастью, мы уже собирались уезжать. Мы пообедали под сенью деревьев сэндвичами с тофу и хумусом, которые, как ни странно, Эмме понравились, и прилегли на пляжных полотенцах, наблюдая, как покачивается листва. Нас обдувал прохладный ветерок, и Эмма рассказывала, что любит голубой цвет, хотя она не мальчик; что боится змей, лягушек и летучих мышей; любит самолеты, хотя летала только дважды; любит напевать на ночь, чтобы успокоиться. Она часто ходила в тот лесок, бродила по кварталу, не зная, чем заняться. Она не призналась прямо, что ненавидит мать, но я была в этом уверена – она ненавидела жить с Эми, хотя до сих пор считает ее матерью. Но все сложнее… насколько я поняла.
Эмма присела со своим желтым ведерком и собирала на берегу камушки. Я слышала ее веселый щебет: детское воображение подсказывало ей сюжеты и персонажей. Ее вещи были разбросаны, словно их сдул из ведерка ураган. Сандалии двадцать седьмого размера, пляжное полотенце, книги, недавно купленные пластмассовые игрушки из магазина «Все за доллар», пляжный сарафан, свернувшийся под деревом в белое хлопковое яйцо.
Лето. Розовые щеки и загорелые коленки, грязные ступни и постоянно влажные волосы, купальники и белая попка. Я смотрела на место, которое люблю, на девочку, которую обожаю.
Я вбирала в себя каждый предмет, каждую деталь ее жизни, все секреты и воспоминания. Вспоминала ее двор, такой неряшливый и пустой, на котором слои грязи рассказывали собственную историю одиночества, и все эти крики, сжатые кулаки, и побег под полог мрачных деревьев, рассказывающих еще одну историю.
А эти вещи принадлежат другой, счастливой Эмме. Что бы ни случилось, лето пятого года ее жизни будет таким. Она в безопасности. Накормлена. Ей весело. Она многому научилась. Она любима.
– Эмма, давай начнем собираться. Завтра с самого раннего утра мы будем прощаться с этим местом.
– Прощаться? – удивленно переспросила Эмма с забавной интонацией.
– Ну, на самом деле говорить «до свидания». Так выражаются, когда люди уезжают.
Она встала и опрокинула ведерко, тяжелая серая галька высыпалась на голые ступни.
– Вроде как мы прощаемся с банановой шкуркой.
Я искренне засмеялась, а она попрощалась с каждым своим камушком.
Она поднимала каждый камушек двумя пальцами и покачивала.
– Можно мне забрать вот этот? Я назову его Пачкуля.
– Конечно, можно. А почему Пачкуля?
– Потому что если прижать его к земле, он оставляет следы, как мелок.
– Веская причина.
Я обняла ее за обласканные солнцем плечи, и золотистая россыпь веснушек напомнила о том, как проводила летние месяцы в детстве я.