– Когда засыпаю.
Я задумалась, читал ли ей кто-нибудь сказки на ночь, укрывал или пел колыбельные, расчесывала ли ей мать волосы после купания? Да и вообще, насколько регулярно ее купали? Говорил ли ей кто-нибудь, какая она чудесная? Спрашивал ли, чем будет заниматься, когда вырастет? Глаза защипало от слез, но я сморгнула их и откашлялась. Бессмысленно гадать на эти темы.
– Хочешь спать?
– Ага.
– А ванну принять хочешь?
– А можно? То есть настоящую ванну?
– Ты принимала ванну дома?
– Нет, у мамы нет времени, и нужно слишком много горячей воды. Можно? Можно мне принять ванну?
Наверху была маленькая ванна.
– Давай ее наполним.
Пока наполнялась ванна, я села рядом, а Эмма плескалась и играла с двумя Барби, которых мы купили в «Уолмарте». Я просмотрела рабочие имейлы на телефоне, отправила еще несколько сообщений и дождалась, пока она наиграется, чтобы ее помыть. Потом завернула Эмму в пушистое полотенце и осторожно отнесла вниз, в спальню. Помогла ей натянуть ту же пижаму, и Эмма забралась на высокую кровать.
– Кто-нибудь пел тебе колыбельные?
Она покачала головой.
– Хочешь, чтобы я спела, или просто ляжешь спать?
– А ты можешь спеть? – тоненьким голоском спросила она.
– Конечно, могу. – Я прочесала все закоулки памяти в поисках колыбельной. – «Не плачь, малыш»? «Сияй, звездочка, сияй»? «Малютка паучок»?
Эмма выжидающе натянула одеяло до подбородка. Я откинула с ее лица волосы и начала «Сияй, звездочка, сияй». Голос слегка хрипел в вечерней тишине.
Эмма вздохнула и потянулась в темноте к моей руке, сплела теплые пальцы с моими и потом поднесла мою ладонь к груди.
Мой голос задрожал от эмоций, и я погладила ее лицо другой рукой. Дыхание Эммы стало размеренным, я напела остаток мелодии без слов, и всего через несколько минут Эмма уже спала.
Я высвободила пальцы и смотрела, как в темноте поднимается и опадает ее грудь. Девочка уютно устроилась в незнакомой кровати. Я практически с ней не знакома, но уже влюбилась. Я не прошла через ежедневную рутину, как всякая мать. Но знала, что она особенная, мне суждено было ее встретить, и я сделаю что угодно, лишь бы оберегать ее и оставить здесь, со мной.
* * *
Снаружи стрекотали сверчки и квакали лягушки. Эмма вопросительно посмотрела на меня, широко открыв глаза.
– Что это?
– Ты про звуки?
– Да.
Она придвинулась по бревну ближе ко мне.
– Это сверчки и лягушки, солнышко. Им нравится петь по ночам. Они все поют, поют и поют. Так они разговаривают друг с другом. Вроде как мы с тобой сейчас.
Я наклонилась вперед и подбросила в костер еще несколько веток.