– Я не люблю лягушек.
Я ободряюще обняла ее за плечо.
– А ты знаешь, что некоторые мамы-лягушки откладывают сотню яиц и вынашивают их на спине?
Эмма прижалась ко мне. Ее кожа была такой горячей. Мою руку щекотали тонкие детские волосики.
– Как те яйца, которые мы едим?
– Нет, из тех яиц рождаются лягушата. Можешь себе представить столько маленьких братьев и сестер, бегающих вокруг?
Она хихикнула.
– Расскажи что-нибудь еще про лягушек.
Я перебрала случайные факты о лягушках, которые пришли на ум, и покопалась в стоящей у ног сумке в поисках зефирок маршмеллоу. Наколола один пухлый белый цилиндр на шампур и вручила его Эмме.
– Ты когда-нибудь жарила маршмеллоу?
– Нет.
– В детстве я это обожала. Хочешь, научу тебя?
Эмма пересела на край бревна. Я показала, как поднести шампур с маршмеллоу к огню и постоянно вращать его, чтобы зефирина не обуглилась, но как следует пропеклась. Как только все было готово, я вытащила крекеры и толстые плитки шоколада, и Эмма сплющила горячую и липкую массу в сладкий бутерброд.
– А теперь сожми.
Эмма надавила, и верхний крекер сломался от нажима.
– Ой! Сломался!
– Ничего страшного. Они всегда ломаются. Видишь, как плавится?
Эмма осмотрела растекшийся маршмеллоу.
– Можно откусить?
– Может быть горячо. Дай сначала я попробую. – Я откусила свой, и знакомый вкус перенес меня обратно к шумящим кострам и походам с отцом. – Если подуешь, будет не так горячо.
Эмма подула на свой бутерброд и откусила. А потом взвизгнула и отдернула его ото рта, а на ее колени плюхнулась длинная вязкая нитка.
– Смотри! Оно как клей!
– Ага, выглядит как клей. Маршмеллоу становятся длинными и вязкими. – Я еще раз откусила. – Нравится?
Эмма снова попробовала маршмеллоу и кивнула, размазывая шоколад и белую массу по подбородку. Мы жевали маршмеллоу, искры от костра поднимались в небо, и тревога осталась где-то далеко-далеко, в лесу, где кто-то, может быть, ее ищет. Эта Эмма, девочка, за которую переживает вся страна, была в безопасности, счастлива и ела маршмеллоу с человеком, желающим подарить ей лучшую жизнь, полную радости.
Час спустя мы поднялись по ступеням в дом. Я привычно обошла его и заперла все двери. Поднимаясь из подвала наверх, откинула волосы и вдохнула запах дыма. Интересно, Эмма пахнет так же? Придется дважды намыливать ей волосы при следующем купании, чтобы избавиться от вони. Эмма уже свернулась на диване в гостиной и задремала.
Я накрыла ее одеялом и поцеловала в лоб, а затем плюхнулась в кресло-качалку напротив, наблюдая, как она спит. Сердце заколотилось, как это часто бывало в последнее время, когда я внезапно осознала, что мне предстоит, что предстоит нам.