Первые дни незаметно сложились в неделю, а потом и две. Мы жили здесь, скрывшись от всего мира, поглощенного поисками. Я следила за новостями по телефону, но они повторялись. Ничего нового, никакой информации, никаких зацепок.
Я закрыла глаза, меня убаюкивало поскрипывание кресла-качалки, перенося куда-то в другое место. Я читала бесконечные истории о немыслимых детских трагедиях, но в конце большинство детей жили счастливо и плодотворно. Именно родители портили им детство, как никто другой; родители нагружали их своей неуверенностью и причиняли боль; родители учили их, что мир ограничен, хотя на самом деле он не имеет границ; родители уверяли, что дети неправы во всем, что нужно опасаться незнакомцев, машин и сахара; что им не удастся осуществить мечты, потому что мир огромен и полон опасностей. Родители считали, что им виднее. Даже когда били, кричали и заставляли чувствовать себя ничтожеством.
Я прекратила раскачиваться и открыла глаза. В последнюю неделю Эмма не упоминала свою семью, не сказала ни слова о маме, папе и братике. Значит ли это что-нибудь? Разве не стал бы ребенок из хорошей семьи проситься обратно? Есть ли способ сообщить, что с Эммой все в порядке, она в безопасности и можно отозвать ищеек? Я никак не могла доказать, что я не безумная одинокая женщина, которая жаждет обзавестись ребенком после тяжелого расставания с мужчиной. Не могла доказать, что я и пальцем не притронусь к девочке, а синяки (теперь уже практически сошедшие) – не моих рук дело, и что мы понимаем друг друга почти без слов.
Я встала, поскольку была слишком взвинчена для сна, и пошла в спальню. Выудила телефон из сумочки и посмотрела на часы: половина одиннадцатого. Я знала, что он не спит. Он шел дальше по жизни, а я здесь, в его доме, с чужим ребенком и готова сделать Итана… Кем? Соучастником? Или голосом разума?
Я положила телефон на ночной столик, переоделась в пижаму и легла. Я начала скучать по городскому шуму. Вернусь ли я когда-нибудь к нормальной жизни? Смогу ли встать, пройтись по дому с чашкой горячего кофе в руке и выглянуть наружу, не думая об Эмме?
Даже если мне удастся выпутаться из всего этого, не угодив в тюрьму из-за того, что я совершила, мне уготована совсем другая жизнь. Другая работа. Другие личные отношения. В сущности, я пожертвовала тщательно выстроенной жизнью и всеми находящимися рядом людьми ради девочки, которую едва знаю.
* * *
На следующий день я вышла из дома и прослушала десять сообщений голосовой почты. Пропустила несколько от Лайзы и отца, поклявшись, что найду время и вернусь к ним. Я работала с помощью телефона, как могла, но мне был необходим Интернет в ноутбуке. Брэд и Мэдисон звонили дважды. Я начала с последнего сообщения.