Леви протянул руку, бережно погладил стену башенки и сказал мне: «Да-а, вот это и есть символ страны. Ладья – тура – убежище – опора. Евреи и хананейцы в таких береглись друг от друга, потом евреи скрывались от римлян, крестоносцы защищались в них от сарацин. После заступили на пост англичане, потеснившие османов, у которых с туземцами отчасти имелся общий язык. Крестоносцы строили замковые форты, надеясь удержать королевство, сторонясь вживаться в окружающую действительность. И сколько они продержались? Семьдесят лет – невеликая часть истории. Но сторожевые башенки во все времена усыпали Эрец Исраэль».
Впервые оказавшись в Пузырьке, Леви обнаружил, что к пиллбоксу пристроен узенький домик с открытой верандой, чей фасад состоял из сплошных стеклянных створок, примыкая к увитому ковром плюща забору. Леви поднялся на крышу по винтовой лесенке, постоял, пригнувшись, под навесом, увешанным по стропилам пучками трав. Днем навес скрывал от солнца верстак, два стула и протертое кресло. Леви втянул в себя свежий воздух и вспомнил звуки сумерек на высотах Самарии и Биньямины, которые он впитывал на протяжении нескольких лет, особенно когда выдавалась вахта в похожей смотровой башне на том или другом кордоне. Он вспомнил, как вскрикивают в гаснущем небе стрижи и вдруг осел орет, как неисправный водопроводный кран. Напротив одной из башен находилась запертая мечеть с пробитыми снарядами куполом и стеной, внутри оглушительно ссорились дрозды. Они влетали, вылетали из темноты, сидели в решетках окон и на хорах. В какой-то момент вдруг все затихало – и на горизонте, как дирижер за пультом, показывалась увеличенная под линзой атмосферы розовая луна.
Леви шагнул с крыши в люк и по-морскому слетел, упираясь локтями в перила, – я и глазом моргнуть не успел. Под лестницей размещались одна над другой койки, Леви хлопнул по одной рукой: «Вот о чем ты мечтаешь часа в четыре ночи во время наряда. Спроси любого бойца, и он тебе расскажет, – сказал Леви, – что в армейских пиллбоксах душа нет, биотуалет внизу за бетонным бруствером, а дверь бункерная, с рычаговыми запорами, так что, пока сверху вывалишься по нужде, перебудишь всех скрежетанием запоров и скрипучей дверью. Житуха в пиллбоксах что на орбитальной станции, поскольку неделю-другую четыре бойца трутся здесь друг о друга как карандаши в пенале, на пост выходят, надевая каску и бронежилет, а в остальное время скучают кто как умеет, наблюдая рассветы и закаты где-нибудь под Шхемом или Сартабой. В башне приходится мириться со многим, ибо выжить можно только при умении уступать сослуживцам, не выпячивать себя. Случалось, здесь становились друзьями на всю жизнь такие разные натуры, что, встреться они на гражданке, немедленно вцепились бы друг другу в горло: кибуцник и капиталист, левак и правый, русский и религиозный, тель-авивец и сельский житель, полицейский и нарушитель законов. В пиллбоксе можно увидеть, как левак угощает кофе и пончиками правого сиониста, а религиозный мракобес ласков с безбожником. Ибо одно дело в бою защищать спину друг друга, а вот ежедневное усилие над собой в пользу ближнего, делающее возможной жизнь с чужими грязными носками и тоскливой йеменской песней о несчастной любви, исполняемой в двести пятьдесят четвертый раз, – такое делает из человека как минимум ангела».