3. На мой взгляд, одна из родовых проблем русского национализма — это его оформление как проект борьбы за русское государство, государство для русских. Быстро и неизбежно все это скатывается к праву разгромить дом еврея, изгнать с рынка узбека и что-то сделать с совсем охамевшими кавказскими диаспорами. Хотя главная цель нормального русского национализма — совсем не это.
У нас уже есть русское государство! Мы не в Австро-Венгрии живем. Нет смысла бороться за то, что уже есть! Нами управляют русские, свои же. Ленин, Керенский, Горбачев, Ельцин — они все русские. Даже Сталин хоть и не был русским, но пытался им быть. Никто их нам не присылал из других стран, никто не присылал нам и вороватых губернаторов, полковника Захарченко — это все наши люди.
Русский национализм должен начинаться как проект борьбы за права для русских как для политической нации. Мы должны собраться и написать список прав, которые нам нужны, которые у нас должны быть. Если у нас будет нормальный список прав и свобод, если мы выберем их для себя, закрепим — к нам и другие потянутся, те у кого этих прав нет. Но как бороться за права, если на твоей стороне Самодержец, и он считает, что например, права выбирать парламент у его подданных быть не должно?
Получается, что либо русский национализм должен быть оппозиционен власти, либо он перестает быть нужным.
Кто-то из русских националистов выбрал первое (Гучков), а кто-то второе (Дубровин). Но по факту — русский национализм не стал привлекательным, ни для кого, ни для инородцев, ни для своих — потому что он не мог дать новые права и возможности. Зачем, например, тем же финнам стремиться стать русскими — если у них было больше прав, чем у русских? Поляки — они восстали как раз за то чтобы иметь права…
4. Из третьего проистекает и четвертое — русский национализм проиграл, потому что у русских в Российской Империи было меньше прав и больше обязанностей, чем у других народов, это было тягло. И русский национализм не встал на путь непримиримой борьбы с властью, за то чтобы это изменить.
5. Русский национализм ошибочно связался с Русской православной церковью, сильно запятнавшей себя своими действиями при одиозном Константине Победоносцеве, да еще находящейся в ситуации жесткого внутреннего противостояния, когда архиепископы противостояли Синоду. Который в свою очередь использовался властями и радикально-консервативными силами как «министерство благочинья», чем-то похожее на современный Корпус стражей исламской революции (хотя, понятно, не с таким размахом). «Русский Торквемада», Константин Победоносцев пытался в начале 20 века едва ли не воспроизвести в России святую инквизицию средних веков, фактически создал религиозную полицию с правом уголовного преследования тех, кто верит «не так» или сомневается. Тем самым он вызвал сильнейшую ненависть общества, требования свободы совести в России встречаются в политических программах всех парламентских партий того времени. И любая причастность к Победоносцеву и его делам — означала политическую смерть, а русские националисты использовали православие как одну из «скреп».