Когда Хая приводит меня к постижеру, чтобы снять мерки, я сижу с хмурым видом в крутящемся парикмахерском кресле и с отвращением разглядываю разложенные передо мной варианты.
— Единственное, по чему я скучаю, — говорит шейтльмахер[194], демонстрируя парики на маленьких пенопластовых головах, — это чувство ветра в волосах. В остальном так намного удобнее. Не нужно ждать, пока волосы высохнут, или проводить кучу времени за укладкой. Это такое облегчение.
Мои волосы никогда не доставляли мне особых хлопот — после душа они высыхают гладкими длинными прядями. И все же я нервничаю, думая о том, как буду выглядеть в новых париках, которые можно заказать в любом цвете на мой вкус и подстричь в соответствии с моими предпочтениями.
Я выбираю три парика. Тот, что для шабата, подлиннее, чтобы уместился под мой белый тихл[195] — традиционный платок, который надевают вечером пятницы, драпируя его поверх парика и завязывая под затылком. Два других — короткие и элегантные, такие же носят все женщины в нашей семье; Зейде не разрешает парики длиннее уровня плеч.
Сегодня вечером возле сатмарской синагоги разводят большой костер, и все мужчины приносят к нему парики своих жен и бросают их в огонь, а толпа вокруг восторженно ликует. Полицейские выставляют заграждения, чтобы люди не выходили на дорогу и не устраивали беспорядки. Но крики все равно продолжаются до рассвета, и, ко всеобщему негодованию, фоторепортеры успевают сделать неимоверно много снимков.
На следующее утро Зейде приносит домой газету The Wall Street Journal, и костер на первой полосе. «Сжигание париков — новое сжигание бюстгальтеров», — гласит заголовок, и я не совсем понимаю, что это значит, но чувствую, что это издевка. Читая статью, Зейде неодобрительно качает головой.
— Так уж нужен был костер? — рассерженно бормочет он сам себе. — Чтобы все вот эти гои знали, чем мы занимаемся? Нельзя было сделать все тихо? Ох, эта молодежь, вечно им надо покричать о чем-то.
Хая звонит и приглашает меня на обед в свою новую квартиру на Бедфорд-авеню. Обед с Хаей — это не просто обед. Это предлог для неудобной беседы, так что это приглашение меня тревожит. Перед выходом я наряжаюсь, заправляю одну из своих новых шелковых блузок в темно-синюю юбку-карандаш.
Ее новое жилище расположено на первом этаже одного из недавно возведенных зданий, которые вылупляются одно за другим в некогда промышленной части Вильямсбурга. У дома элегантный кирпичный фасад и мраморные коридоры, и Хае он подходит куда больше, чем ее предыдущая квартира на последнем этаже «браунстоуна», в котором я выросла. Кухню заполняют ряды шкафчиков из красного дерева, но плитка на полу и фартук на стене холодного сине-серого цвета. Весь ее дом состоит из просторных пустых комнат с минимальной меблировкой. Я сажусь за длинный стеклянный стол, на котором Хая элегантно сервировала обед, несомненно приготовленный ею сегодня же.