— Все в порядке, мамеле, ты готова. Надевай халат и шлепанцы, и я отведу тебя в микву. — Она даже не отворачивается, когда я вылезаю. Теперь я вообще на нее не смотрю, только крепко сжимаю губы в линию, раздув ноздри от усилия. Кажется, что мозг в моей голове раскалился и распух и изнутри давит мне на глаза.
В коридоре я слепо следую за ней, потому что зрение мутится от сдерживаемых слез. Мы приходим в маленькую комнатку с небольшим голубым бассейном. Эта часть мне знакома, и я снимаю халат, отдаю его ей и спускаюсь по ступенькам в воду, стараясь не спешить, хоть и чувствую, что она за мной наблюдает — пусть думает, что я не испытываю ни тени смущения. Никто не причинит мне боль. Кто бы что ни делал, меня не сломить. Я как сталь.
Вода приносит облегчение. Я вижу благословение на иврите, напечатанное на кафельной стене слева от меня. «Благословен ты, Ашем, освятивший меня своею заповедью и повелевший мне погружаться в воду», — бормочу я тихо. Я погружаюсь один раз и поднимаюсь, чтобы услышать, как она говорит «кошер», а потом еще два раза, следя за тем, чтобы ноги не касались дна в тот момент, когда на долю секунды требуется погрузиться в воду целиком. Я слежу за тем, чтобы волосы не всплыли, а тело приняло такую позу, при которой вода попадает везде. После третьего раза я складываю руки на груди, как положено, и вслух произношу благословение. Вот теперь все.
Я поднимаюсь по ступенькам лицом к ней, и она держит мой халат так, как и описывала моя преподавательница на занятиях для невест, но я замечаю, что ее назойливые темные глаза смотрят на меня поверх воротника, и в этот момент ненавижу ее изо всех сил, и слезы, которые я подавляла, брызгают у меня из глаз. Я надеваю халат и чувствую, как глаза наполняются водой снова, снова и снова, и я пытаюсь вести себя тихо и шагаю позади нее, чтобы она ничего не видела, но забываю про обычай с поцелуем в щеку, и, когда она оборачивается, чтобы благословить меня, то замечает слезу, которая вытекает у меня из глаза и катится по щеке. Ее глаза расширяются.
— Мамеле, шефеле[197], бубеле, что случилось, милая, дорогая, ягненочек мой? Что такое? Что мне сделать? — Теперь она подлизывается ко мне, делая только хуже. Я чувствую, что громкий всхлип рвется у меня из глотки, и больше не могу сдерживаться и реву, как ребенок, чей невинный взгляд на мир разбили вдребезги. — Ой, шефеле, расчувствоваться — это нормально, в первый раз не страшно, но, мамеле, не надо плакать. Ты должна радоваться, это же самый счастливый день в твоей жизни!