Эли быстро одевается и хватает свой тфилин[212], когда его отец стучит в дверь со словами «Мен гейт давенен»[213]. Пора на утреннюю молитву. Я расслабленно гуляю по тихой, идеально чистой квартире в своем пеньюаре из органзы с узором в виде маков. Волосы мои засохли в жесткую солому. Я открываю шкафы с бельем и глажу новенькие полотенца и скатерти, пропитанные ароматом лавандовых саше, которые я заткнула между ними. Я распахиваю сервант и любуюсь своим новым столовым серебром и фарфором, опьяненная мыслью, что все это теперь мое.
Вскоре приходит Хая с электробритвой, и мы ставим стул перед зеркалом в ванной. Я удивлена, что потеря волос почти не вызывает у меня эмоций. Скорее наоборот, я чувствую, что вот-вот стану взрослой, что пройду инициацию и вступлю в новую жизнь. Странное зрелище — наблюдать, как мои волосы падают в ведро неровными каштановыми пучками. Все заканчивается так быстро, что кажется, будто у меня и не было волос, и мой гладкий череп приятно блестит под лампами ванной. Прежде я не задумывалась о том, какой формы моя голова, но вот она внезапно обнажена, и я любуюсь ее идеальными пропорциями и своим неожиданно симметричным видом. Я чувствую себя легкой и свободной, словно вот-вот взмою в воздух, и испытываю странное желание схватиться за что-то приколоченное к земле, чтобы не улететь в открытый космос. Хая приносит мне махровый тюрбан красивого малинового оттенка, и он, мягкий и приятный на ощупь, пахнет свежим бельем и удерживает меня как пресс-папье.
Мне хочется сказать Хае что-нибудь многозначительное, но в голову ничего осмысленного не идет, так что я просто улыбаюсь и говорю:
— Ну, вот и все. Ничего страшного, да ведь? — Я чувствую себя отважной и взрослой, произнося эти слова с таким спокойствием.
— А что тут может быть страшного? — Она пожимает плечами и, смотав провод бритвы, убирает ее в сторону. — Это же естественно.
Я инстинктивно тянусь потрогать свою невесомую голову, но рука касается узла тюрбана. Ничего страшного, абсолютно естественно.
Я слышу шаги в коридоре. Я думаю, что это Эли, но это моя свекровь, которая смотрит в сторону от дверного глазка — губы поджаты, руки сложены на груди. Хая убирает бритву в свою большую черную сумку и быстро расцеловывается с моей швигер перед тем, как припустить прочь по коридору.
Я предлагаю матери Эли кофе, чай — что угодно, ради того, чтобы воспользоваться новой посудой, — но, когда она вежливо отказывается, я все равно красиво раскладываю шоколадные конфеты на блюдце.
— Ну и как все прошло? — спрашивает она.