Когда Эли не злится, он очень спокоен. Все считают его очень хорошим мужем, потому что на людях он всегда приносит мне стакан воды на случай, «если я захочу попить». Дома воду мне приходится наливать себе самой.
Его раздражают мелочи: например, если кухонный шкафчик не закрывается, потому что я не так поставила коробку с хлопьями, когда торопилась на занятия, — тогда он хлопает дверьми или кидает книги на пол, но впоследствии даже не помнит, что взбесился.
Накануне второго дня рождения Ици я решаю приучить его к горшку. Подруги говорят, что он еще слишком мал, но я читала, что это лучший момент, чтобы начать, что чем старше дети, тем они упрямее. Трех- и четырехлетние дети моих соседей все еще ходят в подгузниках.
Две недели я сижу дома с Ици. В первый день я держу Ици в туалете столько, сколько могу, читаю ему книги о том, как ходить в туалет, и когда он наконец на секундочку отвлекается и выпускает крохотную струю мочи, то смотрит на меня с огорченно изогнутым ротиком, а я восторженно хлопаю в ладоши.
Несмотря на то что один раз у него получилось, добиться второго раза куда труднее. Когда я прошу вернувшегося с работы Эли подменить меня на часик, Ици вертится и пытается слезть с горшка, но я велю Эли не отпускать его, пока он не сделает то, что должен.
Через несколько минут я слышу рев, доносящийся из туалета, и открываю дверь, чтобы узнать, в чем дело: Эли, схватив Ици за плечи, гневно трясет его.
— Прекрати немедленно! — говорю я, видя страх на лице сына. — Что с тобой такое? Ему же два года! Ты думаешь, он пописает, если ты ему пригрозишь? Ты же все так испортишь!
После этого я больше не позволяю Эли заниматься приучением к горшку. Я также не даю ему купать или переодевать нашего сына, потому что, если Ици раскапризничается и попытается улизнуть из рук отца, Эли выйдет из себя. Когда такое случается, он странно себя ведет — например, с силой отталкивает Ици, хотя тот всего лишь карапуз. Меня это очень злит, и я всегда угрожаю ему, что вызову полицию, но никогда этого не делаю.
Однажды я все же позвонила в полицию Рамапо, потому что один из наших ближайших соседей проехал мимо на машине и наорал на меня в свое открытое окно: «Да что такое с вами, евреями? Почему вы не можете быть как все?» — отчего Ици разревелся. Но полицейский не поверил мне и заявил, что знает этого мужчину много лет, и тот никогда не позволял себе подобного.
Копам не нравится, что хасиды живут в Эйрмонте. Во время выборов мы роимся в будках для голосования, ставя крестики там, где велят нам раввины, выбирая политиков, которые позволят нам обходить регламенты зонирования и распоряжаться средствами и ресурсами так, как мы хотим. Я не виню гоев за ненависть к нам. Хотелось бы мне иметь возможность рассказать им, как мне хочется быть другой и как я чувствую себя запертой в этом наряде, в этой роли.